У штрафников не бывает могил
Шрифт:
— Я не пулеметчик, — с трудом ворочая языком, отозвался я, — а командир взвода. Но завтра опять поползу гранаты кидать. В танк или колодец… как сверху прикажут. И вообще, идите вы все в жопу!
Дней восемь-десять мы вели наступательные бои. Наш полк повернули на северо-запад. Из населенных пунктов, которые мы освобождали, запомнилась Репьевка и крошечный хуторок Панино. Возле Репьевки наш батальон едва не подавили немецкие танки.
Спасло то, что успели укрепиться в старых траншеях. Из артиллерии у нас имелись две легкие полковые пушки, две «сорокапятки» и
От бутылок с КС бойцы шарахались, как от черта, хотя на ближнем расстоянии это было эффективное оружие. Зато все знали, что разлитую и вспыхнувшую жидкость ничем не погасишь. Жар в тысячу градусов сжигал железо, а от человека, по слухам, оставались головешки. Противотанковые гранаты РПГ-41, весом полтора килограмма, может, и были хороши в условиях городских боев, но из траншеи даже тренированный боец мог бросить ее метров на десять.
Гладков приказал выделить по пять-шесть подготовленных гранатометчиков в каждом взводе. Требовались бойцы не только физически сильные, но и с крепкими нервами. Со скрипом набрали группу, усилив ее командирами отделений. Я уже хорошо знал всех бойцов своего взвода.
Выделялся ефрейтор Завада, широченный в плечах парняга из Донбасса. Взвешивая в руке РПГ-41, слишком широкую в корпусе, он пообещал, что закатит «цею мандулину» прямиком в танк, и спросил, правда ли, что за подбитый немецкий танк дают орден. Во всей роте ни у кого не было ни одного ордена, лишь медаль у Гладкова и еще одна у кого-то из бойцов. Я пообещал сразу представить Заваду к ордену Красной Звезды, если удачно попадет. Но боец не был настолько наивным. Знал, что орденами рядовых награждают очень редко.
— Да ладно, чего там. Попаду и без ордена.
Господи, какие хорошие ребята были во взводе! У сержанта Яши Звонарева пропали без вести два старших брата, а скоро должны были призвать в армию младшего. Он переживал за него больше, чем за себя, прикидывал, закончится ли война через полгода или хотя бы через год. И с грустью поразмышляв, сообщал свое мнение, что через год война никак не кончится. Слишком далеко зашли фашисты.
С немецкими танками мы столкнулись. Но в тот период (как я позже пойму) фрицы только готовились к главным ударам. Пока же наступали мы, хоть и с остановками. На наши позиции с ходу пошли штук двенадцать танков и несколько бронетранспортеров. Вряд ли бы мы выдержали такой удар, но за ночь подбросили батарею ЗИС-3, сильных противотанковых орудий конструктора Грабина.
Бой фактически шел между артиллерией и танками. Мы сидели в траншее и вертели головами, слушая, как летят снаряды. Особенно противно и нервозно выли противотанковые болванки, хотя для нас они были менее опасны и шли в сторону наступающих панцеров.
По нашим орудиям били осколочно-фугасными снарядами и 80-миллиметровыми минами. Тяжело пришлось батарее ЗИС-3. Если для приземистых «сорокапяток» и полковых трехдюймовок успели отрыть орудийные окопы, то массивные ЗИС-3 стояли практически на открытом месте. Вырыли ямки с полметра, и вся защита.
Они нанесли немцам наибольший урон, но вскоре три из четырех пушек были разбиты. Творилось что-то невообразимое. Немцы набросали дымовых шашек
Взвод «сорокапяток», стоявший у нас за спинами, действовал как-то странно. Пушки сделали по нескольку выстрелов с близкого расстояния (по-моему, никого не подбили), и расчеты исчезли в норах. Возможно, в этом был смысл, потому что приблизившиеся два немецких Т-3 с усиленной броней открыли по орудийным окопам огонь из своих 75-миллиметровых пушек. Окопы и пушки, укрытые в них, за считаные минуты превратились в рыхлое месиво земли, торчавших железяк, сплющенных гильз.
Мой помкомвзвода Никита Пинчук не мог сидеть сложа руки и стрелял из противотанкового ружья. Толку от его стрельбы не было, но, спасибо саперам, накидали с вечера в снег тяжелых противотанковых «тарелок». Передний Т-3 наехал на мину. Ахнуло так, что заложило уши. Когда осела завеса снега и крошево земли, мы увидели, что у панцера оторвало левое ведущее колесо, измочалило гусеницу, а два листа брони выгнуло под прямым утлом.
В подбитый танк летели пули из всех стволов. Второй Т-3 попятился и, вращая башней, повел беглый огонь по траншее из пушки и двух пулеметов. Он сумел загнать нас на дно траншей и собирался подцепить подбитый танк на буксир. Появился колесно-гусеничный транспортер и тоже добавил огня из пулеметов. Бежала немецкая пехота, и отсиживаться внизу становилось равносильно смерти.
Никита попал зажигательной пулей в узкий, похожий на свиное рыло, двигатель бронетранспортера. Пыхнул огонек, безобидный на вид, но немецкие механики сразу дали задний ход. Когда бронетранспортер исчезал в защитном дыму, огонь уже выбивался из-под радиатора.
Главную опасность для нас представляли оба танка. Подбитый и тот, который пытался его вытащить. Оба вели сильный огонь. Мы могли противопоставить им лишь два противотанковых ружья. Одно вскоре накрыло снарядом вместе с бронебойщиком. Кусок человеческого тела шлепнулся в трех метрах от меня.
Будь это в другой обстановке, я бы, наверное, ошарашенно уставился на оторванную человеческую голову вместе с плечом и рукой. Но в бою мозг работает по-другому. Танки были слишком близко от траншеи — в «мертвой зоне». Панцер, который пытался вытащить подбитого собрата, не доставал нас снарядами, они пролетали выше. Зато поврежденный Т-3 лупил по траншее довольно точно. Ходовая часть от взрыва опустилась, и пушка могла стрелять под отрицательным углом.
— Заткнуть ее! Спалить вместе с блядским экипажем! — Может, я это выкрикивал, а может, мысли просто проносились в голове.
Я приказал Никите отбежать в сторону и ударить из ПТР в борт недобитого Т-3. Посылать людей с гранатами на танки было бесполезно, их смели бы пулеметным огнем.
— Бутылки! Кидай гранаты и бутылки! — орал я.
Кто-то сгоряча метнул одну-другую противотанковые гранаты. Они взорвались, не пролетев и четверти нужного расстояния. Я бросил бутылку с КС. Она разбилась, но лужица огня разгоралась метрах в пятнадцати от танка. Швыряли бутылки, «лимонки», бесполезные в данной ситуации РГ-42. Все это взрывалось и горело, усиливая дымовую завесу. Завада, стащив с себя телогрейку, метался, выбирая место попросторнее.