У стен Ленинграда
Шрифт:
В знак приветствия немец приложил руку к каске:
— Желаю удачи, — и неторопливо прошел мимо Романова. Но, когда поравнялся с Ульяновым, внезапно рухнул на дно траншеи. Это Ульянов сунул ему нож в бок.
За третьим поворотом траншеи мы обнаружили землянку, откуда доносились разговор и смех. Здесь, по-видимому, и находился командир роты. Немецкий пулеметчик сказал правду.
Прошли еще метров сто пятьдесят — натолкнулись на второй станковый пулемет. Возле него, прислонясь спиной к стенке траншеи, дремал пулеметчик. Я успел заметить, как Романов взмахнул рукой. Немец
У опушки леса траншея под прямым углом уходила в сторону. Не выходя из нее, стали наблюдать. В мелком кустарнике — танк. Возле него — часовой. Пройти в глубь леса незамеченными невозможно. Выход один: убрать часового.
Эту задачу Круглов возложил на Романова. Он должен был первым подойти к часовому, а мы с Ульяновым следовать за ним на некотором расстоянии, будто его связные. Немец даже не окликнул нас, он тихонько насвистывал свою песенку. Подойдя к нему, Романов попросил прикурить. Часовой поспешно достал из кармана коробку спичек и угодливо дал ее Романову.
— Вы не скажете, господин офицер, который час? — спросил он.
Романов посмотрел на светящийся циферблат своих часов:
— Час сорок пять минут.
Закурив, Петр протянул спички часовому и в тот момент, когда правая рука немца потянулась к коробке, с силой ударил его в висок рукояткой пистолета. Часовой повалился на землю, вместе с ним упал и Романов. Он закрыл лицо немца своей грудью и одновременно удержал его руку в кармане брюк. Мы с Ульяновым помогли Романову унести немца в лес, где нас ждали остальные товарищи. Прислушались… Все спокойно. В трехстах метрах обнаружили второй танк. На фоне ночного неба смутно вырисовывалась башня с длинным стволом. Экипаж не спал. Передний люк был открыт, внутри танка горела лампочка: танкисты играли в карты. Часовой у люка смотрел на играющих.
Мы осторожно прошли по опушке леса, насчитав восемь машин. Круглов приказал старшине Кудрявцеву с двумя саперами залечь невдалеке от танков и наблюдать за ними, а сам занес на карту место стоянки и повел нас к грунтовой дороге, проходившей через лес в сторону Кингисеппа.
Когда мы приблизились к дороге, послышались звуки губной гармоники. Прошли еще немного — обнаружили легковую машину. Ее дверцы были открыты, кто-то, сидя на подножке, наигрывал на гармонике незатейливую песенку. Рядом стоял, видимо, часовой. На шее у него болтался автомат, носком ботинка он ковырял дорожный песок и подсвистывал гармонике.
Укрывшись за деревьями, мы несколько минут наблюдали за немцами. Было ясно: где-то здесь находится их начальство, а его-то мы и ищем.
Вдруг слева от нас послышался скрип, и в ночной мгле вспыхнул сноп яркого света.
Через широко раскрытую дверь землянки двое немцев тащили еле державшегося на ногах человека. Вслед за ними вышли еще два гитлеровца. О чем-то переговорив между собой, эти двое вернулись в землянку и плотно закрыли за собой дверь. В темноте мы потеряли из виду остальных. Спустя некоторое время по звуку шагов определили, что они идут к легковой машине. Вскоре на обочине дороги увидели их силуэты.
Человек, которого тащили фашисты,
Упав на землю, он стал отбиваться руками и ногами от навалившихся на него конвоиров.
— Убивайте, гады, я вам ничего не скажу, — донеслись до нас слова на русском языке. — За мою смерть вам отомстят товарищи!
Один из немцев ударил его чем-то по голове. На помощь конвоирам подбежали находившиеся возле машины шофер и солдат, вчетвером они бросили русского в автомобиль.
У нас на глазах терзали советского человека! Мы были готовы броситься на палачей и разорвать их в клочья. Но Круглов сигнала не подавал. Шофер завел мотор, и машина скрылась в темноте.
— Как же так? — сказал мне шепотом с явным негодованием Романов. — Не выручили своего.
— На Нарве мы кормили ихнего пленного офицера хлебом, — процедил сквозь сжатые зубы Сидоров, — а они, гады, терзают и мучают наших людей…
В этот момент на дороге появилась группа солдат. Их окликнул часовой. Произошла смена караула. Как только группа удалилась, новый часовой взял автомат на изготовку и, озираясь вокруг, зашагал вдоль дороги.
Мы ждали, что решит наш командир. Вот старший лейтенант Круглов подал Ульянову и Сидорову условный знак. Осторожно пробираясь от дерева к дереву, они подошли к обочине дороги и залегли. Вскоре по другой стороне дороги мимо них прошел часовой. Выждав несколько секунд, Ульянов и Сидоров поползли за ним, потом снова залегли. Когда немец возвращался обратно, они бросились на него. Я услышал только приглушенный хрип.
Круглов приказал мне и Ульянову следовать за ним, а остальным оставаться на месте и наблюдать за дорогой. Без особой осторожности командир роты подошел к землянке и с силой толкнул ногой дверь. За столом сидели два немецких офицера: один наклонился над картой, другой что-то говорил по телефону.
Круглов крикнул:
— Хэнде хох! [4]
Офицеры, вскочив, подняли руки вверх и смотрели на нас расширенными от страха глазами. Мы обезоружили их, забрали карту, бумаги.
Возвращались лесом цепочкой. Впереди шли Круглов и Романов, следом я и Ульянов вели офицеров. Позади нас шли остальные бойцы. Темнота сгущалась, как это всегда бывает перед рассветом. За каждым деревом нам чудился враг.
Один из офицеров все время мычал и то и дело вертел головой.
4
Руки вверх! (Нем.).
Ульянов шепнул мне:
— Улов-то хорош! А как дотащим?
В условленном месте нас встретили саперы.
— В сторону траншеи прошло много немцев, — доложил старшина Кудрявцев. — Танки стоят все на том же месте.
Мы укрылись в кустарнике, поблизости от передовой траншеи. Сюда уже достигали лучи осветительных ракет, взлетавших в небо над нейтральной зоной. По шуму и сдержанному говору можно было догадаться, что на передовую подходили новые подразделения немцев.