У страха глаза велики
Шрифт:
Тимур?!!
Мысль, конечно, интересная и, главное, в сложившейся ситуации, разрешающая все сомнения просто идеально. Но этого не может быть!
— Ты полагаешь, что все эти милые шалости были делом рук Тимура?
— А у тебя есть другое объяснение? — довольно резко спросил Герман. Как если бы я в беседе с Папой Римским усомнилась в идее непорочного зачатия. Впрочем Папа, вероятно, не стал бы возмущаться — что взять с еретички. Мягче надо быть, Маргарита Львовна, мягче.
— Да не то чтобы… Только неясно — зачем я-то тебе тогда понадобилась?
Совершенно неожиданно мой вопрос Германа как-то странно смутил.
— Понимаешь, я, собственно, и предполагал что-то в этом роде, но… Вдруг я чего-то не замечаю. Со стороны, говорят, виднее.
— Ну предположим, что его боженька покарал. Очень удачно, надо сказать, — я почему-то решила не делиться с Германом своими сомнениями. — А если бы нет? Ну так, гипотетически. Представь, что никакой аварии не было, а вдруг выясняется, что письма и все прочее — шуточки Тимура. И что бы ты сделал?
— А-а… Сейчас-то какая разница? Сейчас надо, чтобы все забылось, правильно?
Да уж, куда правильнее. Герман вел себя мягко говоря странно, но голова болела — сил никаких не было терпеть, не то что соображать.
18
Я не матерюсь — это у меня голос такой
Проснулась я поздно. Впрочем, «проснулась» — это как сказать. Правый глаз открылся сразу. Левый пришлось уговаривать минуты две. Слева на лбу, аккурат в месте вчерашней стыковки с дверью, набрякла изрядная гуля. Попытка ее потрогать ясно продемонстрировала, что знаменитое небо в алмазах — отнюдь не поэтический образ, а нечто очень даже реальное. Хотелось заскулить, заскрипеть зубами и чего-нибудь расколошматить, желательно одновременно. Цыц! — прикрикнула я на собственный организм. Предметы не двоятся, голова не кружится, не тошнит — значит, сотрясения нет. Уже неплохо.
Убедившись, что немедленная смерть мне не грозит, я поднялась и отправилась в ванную, приготовившись увидеть в зеркале персонаж из фильма ужасов…
Ничего особенного. Физиономия как физиономия, надо лбом наблюдается легкая припухлость, если не присматриваться, то и не заметишь. Ни синяка, ни ссадины. Намочив полотенце самой холодной водой, я приложила его к шишке. Стало легче. Три полотенца спустя надрывная долбежка черепа прекратилась, сменившись легким царапаньем. Выхлебав два стакана воды и похоронив в очередной раз планы покончить с курением, я не то чтобы почувствовала себя хорошо, но, по крайней мере, уже не хотелось немедленно перестать себя чувствовать вообще. Приемлемо. Мозги на месте и даже, кажется, функционируют.
Опять я во что-то влезла. Овраг — о господи, на что похожи мои ноги! — окровавленные буквы, жуткие пятна на купальной простыне — пусть это всего лишь лосьон — дверью по лбу, авария… Авария! Может, мне это приснилось? После такого-то удара…
Увы. Не приснилось.
Утреннее появление Германа, к счастью, не сопровождалось столь разрушительными для моего организма последствиями, как вчерашнее. Но и его организму, похоже, досталось. Вряд ли его кто-то лупил по голове, но выглядел мой гость (он же хозяин) тем не менее далеко не лучшим образом. Обаяния не растерял, но в конкурсе на звание «мистер Вселенная» победил бы вряд ли. Воспаленные глаза и посеревшее, осунувшееся лицо наводили на мысль, что он, как минимум, не спал всю ночь.
Вдобавок визитер казался порядком растерянным и к тому же испуганным. Вчера он выглядел, как человек, столкнувшийся с неожиданным и неприятным препятствием и готовый его преодолевать. Сегодня — как тот, кто, доставая из кармана авторучку, обнаруживает вместо нее кобру.
Но воспитание, что ни говорите, дает себя знать. Прежде всего, как и положено вежливому хозяину, Герман проявил естественный интерес к моему драгоценному здоровью и еще раз извинился за причиненный ущерб — мне показалось, что, пока он автоматически произносит необходимые реплики, мысли его витают где-то далеко-далеко.
— Рита, у нас странный разговор вчера получился.
Ну да, конечно. «Странный» — самое подходящее определение, что и говорить.
— Неужели? — вместо того, чтобы сочувствовать Герману, я начинала злиться. — Так жизнь вообще довольно странная штука. И юмор у нее такой, своеобразный.
— В каком смысле? — он, кажется, даже не заметил моей язвительности. Поморщился, потер виски. Кажется, проблемы с головой сегодня не только у меня.
— Если бы Вика не стремилась бы так к первенству, осталась бы цела и невредима. Не говоря уж о Тимуре. Ехать-то Кристина должна была, не помнишь?
— Помню, — после паузы медленно проговорил Герман. — Я ведь так и не понял, почему все-таки Вика с Тимуром поехали.
Мне показалось, что собирался он сказать что-то совсем другое, а замечание про непонятное изменение «графика пользования автотранспортом» просто подвернулось в последний момент. Ну хозяин — барин.
— Кристина сказала, что ей позвонила портниха и сообщила, что хотела бы перенести мероприятие на следующий день, — отбарабанила я.
— Да? Это может быть, — он, казалось, чему-то обрадовался. Скажите пожалуйста, что такого приятного я сообщила? — Даже у Марины, помню… Регина Владимировна при всей своей гениальности далеко не сахар.
— Так ты ее знаешь?
— Еще бы! Старая гвардия, она Марину одевала, потом Вику, Ольгу иногда. И Кристину я к ней отвел. Опасался, правда, осложнений — Вика-то до сих пор у нее шьет. Но там сразу любовь началась до гроба.
— Даже так? Любовь? А вот Кристина уверена, что Регина позвонила не по своей инициативе. Ее, дескать, Вика попросила эту чертову примерку перенести. Из вредности.
Он опять ответил после долгой паузы:
— Да, может, и так, с Вики, по правде говоря, сталось бы. А что? Обычные бабские разборки.
— Дай бог. Слушай, а ведь Нина должна знать, какие были звонки. Трубку ведь она обычно берет?
— Да, пожалуй. Сейчас узнаю, — Герман пожал плечами и вышел.
Мне подумалось, что, когда мобильная связь накроет всю Россию, добывать информацию станет куда сложнее. Ладно, будем решать проблемы по мере их возникновения.
Конечно, для полной уверенности надежнее было пойти вместе с Германом. Не то чтобы я сомневалась в его правдивости, но даже если он абсолютно точно все перескажет — а интонации, паузы, мимика, в конце концов? С другой стороны, весьма вероятно, что при мне Нина закроется как устрица — да-да, нет-нет. Что ж, будем кушать, что дают. В конце концов она — отнюдь не единственно возможный источник информации. Журналист я или кто?