У тихой Серебрянки
Шрифт:
Я не мог простить себе, что вчера не сдержал Михаила Прохорова, и потерял настоящего друга.
Спустя неделю Белых и Будников рассказали мне, что Михаил Прохоров погиб случайно, столкнувшись с проезжавшей партизанской группой соседнего района.
5
Третьего февраля в Серебрянку прибыл карательный батальон "Днепр", вооруженный 38 станковыми пулеметами, 6 минометами, 56 автоматами, винтовками. К вечеру наши подпольщики выяснили цель приезда карателей. Они должны были найти партизан, втянуть их в бой, окружить, а затем на помощь батальону
По заданию нашей подпольной комсомольской организации Мария Потапенко доложила штабу партизанского отряда о численности, вооружении и целях карателей. Командование передало мне: постараться выявить лояльно настроенных в батальоне и склонить их к переходу в партизаны.
Я узнал, что командир батальона Петр Мельников из деревни Зеньковина, находящейся возле самой Кормы, а родной брат его, Михаил, в нашем партизанском отряде. Поэтому дал задание Катюше Савельевой привезти в Серебрянку мать командира батальона.
Переговоры с Мельниковым вели я и Катя Савельева в доме Ксении Архиповны Гороховой. Сначала передали ему записку от Михаила, в которой тот просил брата о встрече. Петр наотрез отказался.
– Родной ты мой сыночек!
– запричитала мать.
– Ты же можешь убить Мишу или он убьет тебя. Встреться с ним. Вот люди добрые помогут вам. Ты, может быть, не веришь, что он в партизанах? Поверь мне: я ведь двоих вас под одним сердцем носила.
Низенькая, сгорбленная от горя мать все время плакала. А он, тоже низкий, но коренастый, сидел рядом с ней и молчал. Она гладила его волосы, уже изрядно поредевшие, и все уговаривала:
– И люди уважают меня из-за Миши, что он со всеми. А вот как из-за тебя в глаза им смотреть должна?
– Меня не простят, все равно расстреляют, - твердил Петр, и на его бледном лице ярко проступили веснушки.
Я знал его раньше, еще до войны, а с Мишей Мельниковым дружил. Семья была трудолюбивая, уважаемая в деревне. Мать - ударница, участница Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, награждена медалями. Отец тоже был хорошим колхозником. Умер перед самой войной.
– Счастлив отец, что не увидел этого позора, счастлив, - плакала мать.
Вдруг Петр вскочил и зашагал по хате.
– А я несчастлив. Советская власть не дала того, что должна была дать.
– Он говорил быстро, заплетавшимся языком, сглатывая окончания слов, хотя был вовсе не пьян.
– Почему мне в сельсовете тогда не дали справки в рабфак? Почему? Мне жизнь испортили из-за этой справки.
– Не та причина, чтобы объяснить измену, - попробовал возразить я.
– Хорошо тебе рассуждать. А коли бы не приняли тебя в институт, что бы ты запел?
– И без института жить можно.
Он присел, а руки матери, будто маленького ребенка, гладили рыжую голову сына-карателя.
Мельников не согласился на сдачу батальона. Он прямо сказал нам с Катюшей:
– Я буду указывать
– Он резко повернулся, сверкнул офицерскими погонами, пошел к двери, на пороге бросил через плечо: - Передайте, что завтра иду на Федоровку и Дедлово. Но...
– Он злобно взглянул на нас.
– Но если партизаны навяжут бой, к нам тут же придет подмога.
Резко хлопнула дверь, стало тихо, только на лавке у стола тихонько всхлипывала старенькая мать.
Командование партизанского отряда приняло решение не ввязываться в бой с карателями. Предполагали, что Мельников образумится.
Вечером я снова зашел в хату Ксении Гороховой. Батальон только что вернулся в деревню. Пьяные каратели шныряли по улице.
Теперь был пьян и командир.
– Ну, что не тронули? Боитесь?
– Он грохнул кулаком по столу.
В хату ввалился пьяный Иван Селедцов. Не снимая полушубка, на рукаве которого была повязка полицейского, он подсел к столу, жадно опрокинул в рот стакан самогона. Тут же встал с лавки и, дожевывая огурец, вскочил на кровать, присел, загородился подушкой и начал изображать, как будет завтра уничтожать партизан:
– Та-та-та! Тру-тру-тру! Бух-бух-бух!
– издавал Селедцов хриплые звуки.
Мельников выпил подряд два стакана сивухи, схватил автомат, дал в потолок четыре короткие очереди.
– Вот так будем! Завтра...
Надо было немедленно уходить: с пьяным шутки плохи. Я взял у порога ведро и вместе с Катюшей вышел на улицу. Пьяными голосами гудела она. Значит, идти прямо к своему дому опасно, надежнее через огороды...
– Катюша, ты уж последи за командиром батальона. Постарайся не отпускать его от матери.
Часа через два Катя пришла ко мне. Никто этому не удивился, ведь все знали, что она моя невеста. Оказывается, Петр Мельников выгнал Селедцова, а Кате снова указал маршрут, по которому завтра пойдут каратели.
Михаил Лукашков по моему заданию ходил по хатам, тайком советовал женщинам уговаривать карателей, чтобы они не завязывали бой с партизанами: все, мол, вы свои, русские, да и деревни могут пострадать.
Каждый день я сообщал командованию о маршрутах карателей, о их настроении. А оно-то было вовсе не боевое. Немцы вскоре отозвали батальон и отправили в Бобруйск на переформирование.
6
На некоторое время партизан оставили в покое, и командование отряда решило провести операцию в Гутище. В этой деревне, расположенной возле самого леса, неподалеку от Довска, не раз останавливались разведчики, подпольщики и другие бойцы. Но оккупанты поставили на мосту через Гутлянку небольшой гарнизон, и теперь у всех проверяли пропуска - "аусвайсы". Гарнизон держал в страхе проезжих и прохожих, грабил население. Тех, у кого не было документов, на месте расстреливали. Даже если и был пропуск, но человек не давал приношения (яиц, кур, масло, самогон), к нему придирались, оставляли "до выяснения личности", и он должен был носить в гарнизон воду, рубить дрова.