У тихой Серебрянки
Шрифт:
– В Шапчицах как следует изучи гарнизон - укрепления, смену караула и прочее, - добавил командир отряда. Затем спросил: - Боишься?
– Страшновато, - признался я.
– Ну, знаешь, воевать - это тебе не в куклы играть!
– сказал Белых. Задание придется выполнить, притом усердно.
Друзья-партизаны проводили меня в этот раз, как показалось, теплее обычного. Это навело на тревожное раздумье: "Не прощаются ли, не предчувствуют ли провала?" Но я приказал себе: "Держись, парень!"
3 марта рано утром
Когда прибыли в расположение шапчицкого гарнизона, я окончательно утвердился в своих догадках. Полицаи нас встретили недружелюбно.
– Нам нужен начальник гарнизона!
– потребовал я.
Двое полицейских с винтовками наперевес, не впуская в укрепление, ответили, что начальника сейчас нет... А в дзоты уже бежали гитлеровцы. Складывалось впечатление, что вот-вот откроют по нас стрельбу. Даже днем боятся партизан... Наконец в глубине обширного двора, расположенного за высоким валом и проволочным заграждением, появился лучше других одетый полицай.
– К вам прибыл начальник серебрянского гарнизона с предписанием коменданта военно-полевой комендатуры майора Шварца, - сказал я.
– Доложите офицеру, кто вы.
– Савельичев, заместитель начальника полиции.
– Он приложил руку к козырьку.
– Начальника вызвали в Журавичи, будет только завтра утром.
– Проводите нас к себе, - приказал офицер.
Мы пошли за Савельичевым. По дороге он спросил, кто я такой.
– Работаю по приказу господина офицера, - уклончиво ответил ему и с достоинством заметил, что лейтенант заберет в Серебрянку половину состава полиции для создания нового гарнизона.
На двор из дзотов и казармы высыпали полицейские, глазели на нас, видимо, силясь понять, зачем мы здесь. Я рассматривал молодых, лет по 17-20, парней. Одного из юнцов узнал, он из Старого Довска, по фамилии Божков.
– Ты как попал сюда?
– спрашиваю.
– Мобилизовали, - со вздохом ответил он.
– Уже скоро месяц, как здесь.
– А другие?
– И нас тоже мобилизовали, - послышалось со всех сторон.
– Этот офицер из серебрянского гарнизона. Пойдете к нему, коль вас мобилизовали на службу.
– А разве плохо, что мобилизовали?
– вдруг спросил Савельичев, и я понял - слишком неосторожно употребил это слово.
– Напротив!
– отвечаю.
– Советую и вам перейти в Серебрянку. Да отберите с собой самых сильных полицейских. Об оружии подумайте. Лучшее, конечно, захватите с собой. Ну как, согласны? Если не против, то буду рекомендовать вас господину лейтенанту.
Савельичев осклабился, угодливо наклонил голову. Видимо,
– Сегодня же составить списки тех, кто едет в Серебрянку, - приказал офицер, - и познакомить меня с людьми.
Савельичев кликнул своих дружков, долго с ними о чем-то шептался. Наконец ему принесли ручку с пером, чернила и лист бумаги. Он, морща лоб, долго и старательно выводил фамилии, а я читал и думал: "Пиши, пиши, гадина. Может, завтра останутся от вас одни лишь эти списки..."
Вскоре на просторном дворе выстроилась цепочка полицейских.
– Почему тридцать пять?
– спросил офицер.
– Ровно половина...
– Постройте вторую, тоже с оружием.
Я шепнул на ухо офицеру, что у второй половины на один пулемет больше. Он приказал перевести пулеметчика в "нашу" шеренгу. Офицеру почему-то понравились двое парней, и он перевел их сюда, а взамен передал двух низкорослых.
Пришлось Савельичеву внести поправки в свои списки.
"Четыре пулемета везут с собой, - прикинул я.
– В Шапчицах при трех пулеметах и 28 винтовках остаются 33 полицейских".
Начальник полиции почему-то не задержался в Журавичax до утра, а возвратился перед закатом солнца. Вечером для отъезжающих устроили прощальный ужин. Был спирт, самогон и немецкий шнапс. Пили много и отъезжающие, и те, которые оставались в Шапчицах.
– Почему не пьете?
– приставал ко мне полицейский, сидевший справа.
– Не могу, головой слаб...
– А если потеряете свою слабую голову?
– Все может случиться. На фронте каждый час летят тысячи голов и русских, и немецких. А наши, может быть, завтра полетят - кто знает?
Зато немецкому офицеру понравилось, что я пью совсем мало.
На следующее утро предложил ему пройтись по гарнизону, посмотреть, нельзя ли чего-либо еще прихватить с собой. Он обрадовался, видимо, понял меня буквально в прямом смысле. Мне же нужно было посмотреть расположение укреплений.
3
Под вечер на восьми подводах мы прибыли в Серебрянку. Офицер отпустил меня домой, а сам повез гитлеровцев к Сильвестру Янченко. Через час кто-то постучал в окошко. Выскочил в сени и носом к носу столкнулся с Яковом Янченко.
– Так рано?
– встревожился я.
– Сейчас небезопасно, только что приехали они...
– Приказано доставить тебя в штаб отряда, - хмуро ответил Янченко.
Я возвратился в дом, сказал маме, куда еду, и сунул в карман полушубка свой "ТТ". Выходя, слышал, как на печи бабушка шепчет молитву.
Я бросился в розвальни. Янченко дернул вожжи, и сильный серый конь рванул с места, обдав нас комьями снега из-под копыт.
– Ты на меня не обижайся, Яков Сильвестрович, - начал я, когда выехали за огороды.
– Не моя вина, что отца твоего выселили. И дом понравился офицеру, и место.