У Великой реки. Поход
Шрифт:
Но то, что перед нами нечисть, ясно однозначно и без сомнения. Это не существо магического происхождения, иначе магическое поле вокруг него было бы постоянно. И это не чудовище, потому что тварь колдует. «Покрывало тьмы» — колдовство, вызываемое и поддерживаемое заклинанием. Чудовища же не колдуют.
В воротах двора показалась бегущая Маша с по-прежнему пугающе светящимися раскалённым серебром глазами. Да что они, с Лари вместе, сговорились, что ли, так светить здесь вперегонки? Но кроме магии она и «маузер» не забыла, за что хвалю. Полезная привычка.
Подбежала сначала
— Где оно?
— В сарае, — ответил я.
— Я его не чувствую больше, — удивилась Маша.
— Я тоже. Магия иссякла.
Глаза её быстро потухли. Я не удержался, спросил:
— Что это было?
— В смысле? — не поняла Маша.
— Ну… — я показал нечто неопределённое пальцами, — с твоими глазами.
— Заклинание видения магии. Любой. А что, красиво получилось?
— Пугающе.
Она лишь самодовольно улыбнулась. Дите малое, даром что колдунья, но ещё не наигралась в новые игрушки. Пугать ей нравится, понимаешь…
— Что делать собираешься? — спросила она.
— Пока не знаю. Пока хочу эту дрянь из сарая не выпускать. Как минимум до рассвета.
— А сейчас сколько времени? — удивилась она.
— Двадцать минут третьего, — ответил я, глянув на часы.
— И ты собираешься всё это время ждать?
В её голосе прозвучало настоящее изумление. Я её начал разочаровывать. По всем канонам приключенческого жанра охотник должен был броситься в сарай, вступить в рукопашную с монстром, вывести его оттуда на поводке, рыдающего от стыда и раскаяния. И тогда уже можно жениться. А я вроде как в сарай не рвался, разрушая свой благородный образ борца с нечистью в глазах девушки.
— Сколько же это ждать? — уже явно начала подстрекать меня к активности Маша.
— Часов до семи утра, насколько я понимаю, — притворно зевнул я, располагаясь поудобней. — Сейчас жандармы всё оцепят, и буду думать дальше. Может быть, разрешат весь сарай спалить, тогда вообще проблем нет.
Действительно: за забором уже вовсю суетились. Слышался топот людей и даже звуки моторов. Ещё через минуту во двор забежали староста с жандармским вахмистром. Один АТЛ-П встал прямо в дверях, направив свет фар и пулемёт на сарай — Лари им показала, где враг. Ещё несколько жандармов с фонарями и карабинами распределились по двору, совершенно перекрыв пути к отходу спрятавшейся твари.
— Ну что, господин Волков, обнаружили злодея? — спросил староста, подходя ко мне.
— Вроде того, — кивнул я. — Трактирщик ваш хулиганил, господин Ветлугин. В целях личной наживы.
— Это как? — удивился жандарм.
— Вот так, — сказала Лари, подходя сбоку. — Нашёл способ в бхута превращаться.
— Бхута? — поразился я. — Это бхут был? Я думал, что бхуты — это легенда. О них даже в книгах так пишут.
— В книгах много глупостей пишут, — пожала плечами демонесса. — А я его сразу распознала. Перевёртыш, но серебра не боится. И «покрывало тьмы» — только бхут его умеет так легко призывать.
— Погодите, погодите… — прервал её староста. — Что за бхуты?
— Чуть позже расскажем, — ответила Лари. — Пошли?
С этими словами
— Стой! Это куда мы? Жить надоело?
— Как куда? — не поняла меня Лари. — Привести злодея жандармам. Ты что, ещё не понял?
— Чего не понял?
— Почему он приказчика не разорвал до конца?
— Ой, блин… — Я треснул себя ладонью по лбу. — Ну конечно!
— Именно. Ему сил не хватило, амулет долго не действует, — прошептала она в ответ. — Пошли за ним, только тихо! Нам ещё награду получать, не надо давать понять, что дело уже прошлогоднего яблока не стоит.
— Ты права, — пробормотал я, перехватил ружьё чуть воинственней и направился в ворота вместе с Лари.
В сарае было почти пусто. В углу стояли бочки, от которых несло соляркой, на них сначала упал луч моего фонаря. В середине просторного помещения стоял на подставках и деревянных чурбачках полуразобранный грузовик со снятыми колёсами. А в дальнем углу сидел, прислонившись спиной к стенке, трактирщик Ветлугин. Досталось ему здорово, даже несмотря на ту форму, в которой он пребывал во время нападения. Руками он зажимал рану на животе, из которой сочилась кровь. В трёх местах брезентовая куртка была прожжена, за ней виднелась голая, почти обугленная кожа. Чёрная хламида с капюшоном валялась рядом, изорванная в клочья.
С оборотнями вообще так обычно получается. Если его ранить в одной форме, а потом он принимает другую, то зачастую раны пулевые превращаются не пойми во что, ожоги могут обернуться порезами и так далее. Вот и сейчас выглядело всё так, как будто он не получил несколько пуль с фосфором, а то ли его ножом ткнули, а потом факелом потыкали, то ли что другое с ним делали. А все пули, сдавленные и оплавленные, лежали возле него на утрамбованной земле — тело, превращаясь, вытолкнуло их из себя.
— Ну что, Петрович… — окликнул я его. — Доигрался хрен на скрипке?
Лари не сказала ничего, но у неё из опущенной руки упругими змеями бесшумно развернулись два стальных хвоста латига. Увидев тифлинговский кнут, трактирщик вздрогнул. Знал, наверное, что это за оружие. Или не знал, но и так всё было понятно. Глядя на латиг, понимаешь сразу, что этот кнут вовсе не для того, чтобы погонять быков в упряжке, — латигом этих быков можно убить путём перерубания пополам.
Черты демонессы исказились, совсем чуть-чуть, но стали вдруг хищными и злыми, как у оскалившегося леопарда.
— Куда дел амулет? — спросила она.
Голос тоже изменился. Стал ниже, в нём появилась какая-то дополнительная нота, как будто у демонессы в горле что-то клокотало. В свете фонарей её белые острые зубы отливали вообще голубым, в глубине глаз мрачно мерцали зелёные огоньки. Ой, какая с нами страшная дамочка… Мороз по коже. Даже и не дамочка, а жуть хищная. А мы и не знали, думали, что всё ей хаханьки, ходит — попой крутит, шуточки шутит, колдунью нашу попугивает. А знал бы раньше… И Васька-некромант с такой бы шутки шутить заопасался наверняка.