У Ветра твои глаза

Осокина Анна

— В дом пригласишь? — сощурился он, ставя ладонь козырьком, чтобы посмотреть на Миру против солнца.

— Прости, у меня там… — она судорожно соображала, что придумать. — Я делаю отвар из багульника, надышишься, потом голова несколько дней болеть будет, видишь, и сама вышла.

Кажется, староста ей не поверил, но настаивать не стал. Мира тихонько вздохнула с облегчением.

Он еще немного посидел молча.

— Да, погодка… Вчера не на шутку разыгралось. Я волновался, — он поднялся и подошел ближе.

—

За лошадь?

Мира как бы невзначай отошла на пару шагов. Но Войко будто не заметил этого стремления быть дальше от него и вновь приблизился, почти припирая знахарку к стене.

— Лошадь — то большая потеря да, но нет, за тебя волновался, дурная. Как ты в такой снегопад доехала?

— Как видишь — прекрасно.

Мира поняла, что больше отступать некуда, она уперлась в стену хаты.

— Вижу, — согласился мужчина, делая еще шаг вперед.

— Благодарствую за то, что дал мне телегу и лошадь, а еще за то, что перенес дрова. Если нужно — я всегда рада помочь. Наверное, Богдана уже волнуется, куда ты пропал.

— Богдана всегда волнуется, — с раздражением сплюнул он. — Пора бы уж перестать!

Мира нахмурилась.

— Войко, что на тебя нашло?

Он вздохнул и махнул рукой.

— Прости, не бери до головы. Так, мелкие неурядицы. Я вот что подумал… — он был уже на расстоянии полушага. — Ты женщина одинокая, я мог бы иногда заходить, по хозяйству помогать, изгородь совсем покосилась, поправить бы, — одной рукой он оперся о стену, а другой убрал выбившуюся из косы прядку с ее лица. — Трудно одной в такой глуши, — он начал наклоняться к Мире.

Она глазами искала пути к отступлению. Но их не осталось, Войко все собой закрыл. Как удачно для него выходит, что рядом нет соседей. Она хотела снова напомнить ему про жену. Про то, что тогда, три года назад, он сам выбрал не ее, а Богдану, у которой было приданое больше. Может, не сам, а его батька, но сути это не меняло. Страдала ли Мира тогда? Нет, конечно, но все же получилось не очень приятно.

Уже раскрыла рот, чтобы высказать все, что она думает о его предложении, как в хате что-то с грохотом разбилось. Войко выпрямился и убрал руки, Мира тут же отошла на пару шагов.

— Что это?

— К-кот, — запнулась она. — Прибился еще к Драгане, не выгонять же его, тем более — зимой.

Войко посмотрел на солнце, стремительно поднимающееся в зенит.

— Мне и вправду пора.

Он пошел в сарай, вывел лошадь и впряг ее в телегу.

— Подумай над моим предложением, Мирослава.

— Нет, Войко, что было — то прошло. Поезжай к жене, а я тут и сама справлюсь.

Мужчина раздраженно цыкнул языком, взбираясь на телегу. И не прощаясь дал животному команду двигаться.

Мира злилась. Как только староста скрылся из виду, влетела в дом, готовая высказать Рейчару за этот грохот. Северянка

уже поняла, что он наблюдал за ними через окно и наверняка все слышал — увидела, что один ставень приоткрыт.

— А если бы он захотел проверить?!

Женщина уперла руки в бока да так и застыла, не в силах двинуться. Рейчар в полном облачении стоял у печи, сжимая в руке свой длинный нож. Нашел-таки его. Под его ногами лежали черенки — все, что осталось от глиняного кувшина.

— Если бы он сюда вошел, я был бы готов, — хмуро ответил чужак.

Загнанной пташкой забилось сердце. Кажется, он увидел, насколько напугал ее своим видом и поспешил вложить оружие в ножны.

Хозяйка дома все еще стояла в дверях, не смея двигаться.

— И ты бы его…

— Кто он тебе? — перебил мужчина, на лбу его пульсировала вена.

— Тебе-то какая разница?! — почти взвизгнула Мира. — Отвечай мне. Ты убил бы его?

— А у меня разве был бы выбор? Я или меня. Но первый я не напал бы.

Мира прикрыла глаза, качая головой. Благая Макошь, кого она приютила? Как могла забыть, что он чудовище?

— Ты смеешься сейчас?! — Мира ходила по комнате, теребя косу. — Не напал бы первый?! Ты уже это сделал! Вы все! И поплатились за это! Не напал бы первый! Наверное, для этого ты разбил кувшин? Чтобы не напасть первому? Скольких ты убил, Рейчар?! — она подошла к нему вплотную.

Такая маленькая по сравнению с ним. Такая хрупкая. И все же от этих слов Рей дернулся, как от удара. Она увидела, что попала в точку. Не понимала, что именно его волнует, но эта тема доставала до самой глубины его души. Стараясь расширить рану, Мирослава продолжила:

— Скольких изнасиловал?

Он смотрел на нее глазами, полными отвращения, а под этим чувством затаился ужас.

— Молчишь? Потому что знаешь: ты повинен в смерти многих невинных. Душегуб!

Слова сорвались. Мира застыла, по выражению его лица понимая, что перегнула палку. Он резко отвернулся, сжимая кулаки.

Повисла долгая мучительная тишина.

— Никого.

Мира еле услышала его голос. Подошла ближе.

— Что… Что ты сказал?..

— Я никого не убил и не изнасиловал. Никогда. Ни разу.

Она тронула его за локоть. Он отстранился, все еще не поворачиваясь. Не хотел, чтобы она видела его лицо. Полностью закрылся.

— Верю, — тихо откликнулась Мира. — Рей. Я верю тебе. Но почему в твоем голосе столько горечи? Ты… — от внезапной догадки перехватило дыхание. — Ты что, стыдишься этого? Я не понимаю…

Он повернулся к ней лицом. И то, что в этот раз отражалось в его черных глазах, больно кольнуло в сердце. Там стояла мука.

Чужестранец бессильно опустился на лавку, рядом с которой стоял. Мира села рядом, заглядывая ему в лицо и пытаясь уловить все оттенки ощущений.