У женщин грехов не бывает!
Шрифт:
А я так не могу! Я не могу! У меня не получается. Я не могу кончать на спине! Я чувствую себя обязанной кончить, когда надо мной серьезно работают, и поэтому не кончаю. Мне муж сказал, это потому что я не умею отдаваться до конца. Ему виднее, не умею, наверно, правда. И ладно! Сто лет мне не надо кончать на спине. Мне вообще теперь по фигу секс.
А Лерочкина теплушка млела, спинку ему гладила. Он вздохнул: «Она у меня на сексе не повернутая», – и повернул ее на живот, помогал себе рукой и наши словечки крутил в голове. «Давай свои губы… все, все
Я выключила воду. Сидела на коленках. Так горько стало, как будто меня утопили. А Лера ничего… Подобрел после оргазма. Упал на постель, мокрый и липкий. Женку погладил и все рассказать захотел. Про Ирочку-суку, которая осталась у арабов.
– Ночью замерз… – Он усмехнулся: – Зима приснилась.
Жена его поцеловала. Вспомнила – скоро праздник бар мицва, младшему тринадцать лет.
– Где будем отмечать? – она спросила.
Лера думал недолго, секунды три.
– Тут ресторанчик есть… Китайский… – И бровь наверх. – Я договорюсь.
30
Три дня не было связи, и я жила, как растение, – плаваю и сплю. Я сидела в воде до посинения, изматывала себя, чтобы упасть в постель мертвой и ни о чем не думать. А когда загорела, решила немножко развлечься с отельным фотографом. Он был турок, поэтому я согласилась на сессию.
Это было вечером. Дождь прошел, ветер стих, солнце уже село, на улице включили фонари. Народ гулял по барам, гудел под местный клубнячок. И какой-то Тагил закричал со столика:
– Связь! Связь дали!
А мы снимались у водопада. Брызги там считались спецэффектом. Я скинула майку – турок навел объектив, это меня отвлекало. Я не сразу услышала, как мой телефон зазвенел эсэмэски. Я открывала входящие. Сначала смеялась, читала сразу по два, одно от Леры, другое от мужа. Так… ерунда, пьяные проклятья.
– Россия! Израиль! Вместе! Ба-бах! – Сначала меня смешили все эти мужские упреки, которые прилетели ко мне с опозданием на два дня.
Это от мужа: «Ну что, шалава, в Израиле ебут лучше?». А это от Леры: «Ну что, сука, в Египте ебут лучше?».
Они почти дословно повторяли друг друга. «Как я тебя ждал, а ты променяла меня на арабов», «Как я тебя любил, а ты променяла меня на еврея», «Я тебе верил, а ты всю жизнь мне врала», «Я думал только о тебе, а ты меня обманула…»
– Они что там, вместе, что ли, пьют? – турок ложился на газон, подбирал новый ракурс.
– «У меня после тебя ни на одну бабу не вставал…»
– Это от кого?
– Не знаю… От Леры, наверно?.. – Я проверила номер: – Нет! От мужа. Ну надо же…
Я повернулась спиной в кадр, турок увидел синяки и покачал головой.
– Хочешь, уберу потом? В фотошопе?
– Не надо… – Я поднимала руки повыше, чтоб талию было видно. – Пусть. Это у нас такое русское секси.
– Почему ты ему изменила? – он спросил.
– Ты что! – Я обиделась даже. – Я не изменяла! – говорю и живот втягиваю. – Смотри, чтоб я худенькая была. А то меня из дома выгонят.
Когда я не вышла на связь, и Лера, и муж мой пили водку в сауне у Ашота. Да, оба в сауне и оба у Ашота. В каждом
Фотограф навел ближний план. Затвор щелкал быстро, турок ловил глаза, в тот момент, когда я читала последнее, утреннее, трезвое, эсэмэс от мужа: «Твоя Анечка сдала тебя с потрохами. Я знаю, ты тогда была в Ашдоде. А я почти поверил, что это был только вирт. Ты опять наврала мне. Все, это развод».
Муж все знает, это я поняла. А на что я надеялась? Что он не полезет в мою почту? Или не станет читать мои чаты? Мне кажется, я специально оставила ему свой комп. Я хотела… Да! Я хотела, чтобы муж все узнал.
У меня спина замерзла. Я легла на траву, а затвор щелкал и щелкал. Этот турок хорошо работал, не просил улыбаться. Он сделал мои лучшие фото, но я их не люблю.
Я начала задыхаться, мне было так больно где-то под ребрами, как будто меня зажали дверью. Я дергалась от звяканья, с которым приходили sms.
Лера увидел, что я снова в Сети, и начал опять: «Хорошо тебе с арабами, девочка моя?». Я скинула ему: «Все! У меня развод! Не ори на меня! Ты доволен теперь?». Он решил успокоить: «Не волнуйся, маленькая. Какой развод? Это блеф. Он что, больной, у тебя двое детей, и все потерять». Но муж до этого сообщил: «Дети останутся со мной, не будем мешать твоей ебле».
Я читала все это на бегу, не глядя под ноги. И мне казалось, что все люстры этого зала падают на мою голову.
У бара я сбила тетку. На ней было жуткое платье с принтом под зебру.
– Ска-ко-ва-я лошадь! – Это она мне еще и говорит.
Я пошла на ресепшен заплатить за обратный билет.
В фойе появилась странная делегация, человек тридцать. Люди, измученные и одичавшие, проходили через звенелку главного входа и сразу разбегались по туалетам. Оттуда они кидались на штурм ресторана. Небритые парни в арафатках рычали: «Едаааааааа!». Это была группа из нашего отеля, застрявшая в горах. Две девушки подбежали ко мне и подобострастно заглянули в глаза.
– Ду ю спик инглиш? – спрашивают.
– Ес, – отвечаю важно, – оф косс.
– Вы русская! – они засмеялись. – Классно! А мы из Иерусалима! С автобуса!
– Дорогу починили? – я спросила, хотя для меня это было уже не важно.
– Починили! – Девчонки сложили руки для молитвы и посмотрели вверх, на бронзовые люстры. – Какое счастье! Мы в отеле!
По Первому каналу начались новости. Все закричали: «Ура! Россия!» – и врубили погромче. Показывали репортаж про автобусы с русскими туристами, которые застряли на перевале между Шармом и Таба. «Двое арабов погибли, среди российских граждан жертв нет, посольство и туроператоры гарантируют… Все необходимые спасательные операции проводятся… Разрушенные перекрытия аэропорта восстановлены… Завтра утром в Россию вылетает первый чартер…» И я решила улететь домой этим ранним рейсом.