У женщин грехов не бывает!
Шрифт:
– Мне домой надо срочно! – Я вскочила.
Да, я хотела в дом свой с мороза ворваться, младшего своего на руки схватить, и чтобы старший резался в Сети, и чтоб орал из спальни: «Мам! Чайку!», и чтоб машинку стиральную было слышно, и чтоб собаки стучали когтями по паркету, и чтобы муж… не очень…
На диване у плазмы собралась вся компания. На столе лежала тушка копченого осетра. Дагестан решил подкормить девчонок.
– Каспийская осетрина! Сами ловили, сами коптили. Скушай! –
Анечка вытирала салфетками жирные ручки. Боялась испачкать новое платье. Я на нее смотрела и все ждала – сейчас она мне что-нибудь интересное расскажет, но Анечка молчала.
– Сядь… Что ты носишься? – Она взяла меня за руку. – Что ты бесишься?
– Я не могу сидеть!
– Закажем хамам, сходим на массаж…
– Какой хамам? – я на нее заорала. – У меня развод! Что ты мужу моему сказала? Когда успела? Говори!
– Ничего! – Она заревела. – Он сам тебя вычислил!
– Что он знает? – Я хотела схватить ее за плечи и затрясти, как куклу, но не схватила, не смогла схватить свою Анечку, только сжимала пальцы в кулак и орала: – Что он знает? Говори!
– Все! – Она вскочила с дивана. – Он все знает! Давно! Ира! Какая ты счастливая дура! Ты даже не понимаешь, какой у тебя умный муж!
– Не твое дело! – я на нее зарычала.
– А этому еврею ты не нужна! – Анечка так умненько, сквозь слезы улыбнулась. – Не нужна!
– Молчи! – Я сама чуть не заревела. – Молчи! Молчи!
– Ты – дура! – Аня решила добить меня своей правдой. – Ира! Ты что, не понимаешь? Твой Лера – хитрый, осторожный дяденька! Он сидит на своей жопе и ждет, когда ему принесут секс на подносе! Ты ему не нужна!
– Тихо! – Я вздохнула глубоко-глубоко. – Тихо. Успокойся. Я знаю.
– А зачем тогда все? – Анечка села и вытерла слезы. – Объясни!
– Он мне нужен, – я ей сказала. – Лера мне нужен. Понятно?
…Наверно, у меня была температура. Скорее всего. Я не сводила картинку, лица расплывались, и все голоса, все слова стучали как гирьки мне по мозгам. На моем плече блестели серебряные черепушки, и непричесанный человек мне говорил:
– Сердечко мое! Какой развод?! Сейчас соскучится, приедешь – обрадуется, потом потерпишь немножко – и все…
Толстая тетка в платье под зебру грозила коротким толстым пальцем:
– Нет, милочка! Не думай, что тебе все с рук сойдет! – Она широко раскрывала накрашенный рот и глотала воздух. – Ты знаешь, как мужиков замыкает, когда баба изменила?
Дагестанский командир смотрел прямо и говорил одними губами:
– Красивая, слушай меня… Все будет у тебя хорошо и с мужем, и с еврейчиком твоим…
Брюнетка зловеще щурилась и по-змеиному вытягивала язык:
– А знаешь, когда начнется самое страшное?
– Когда? – хлопала ресницами толстушка в сарафане с клубничками.
– Самое
Тишина! Раньше я боялась тишины! Я представила снег, и дом свой пустой, и рев истребителей – и опять побежала.
У кассы сидел все тот же араб с липкими глазами и пушистым брюшком. Я положила на прилавок телефон, двадцать евро и упала на диван.
– Ну что? – он улыбнулся. – Как Россия? Как Израиль? Как любовь?
– Все, – я сказала. – Конец любви. Из дома выгоняют.
– Нет. – Он важно надул губы и потер монеткой защитный слой. – Такую никто не выгонит…
Мой телефон звякнул у него в руке. Он передал, и я прочитала: «Ты хоть понимаешь, что ты убила меня, шалава, меня нет, я мертвый».
А что я могла сделать? Что ответить? Я была скручена расстоянием, как смирительной рубашкой. Подскочила к вешалке с детским майками.
– Мне тоже изменила невеста… – сказал араб. – С моим другом…
– Да? – Я дергала майки одну за другой. – И что с ней сделали?
– Ничего… Мы отменили свадьбу.
– Невеста – не в счет, – говорю.
– Почему? – он обиделся. – Мне было больно.
– Потому что нет детей! – Я потрясла майками у него перед носом.
– Да. – Он сложил все в стопочку. – И что ты будешь делать?
Что делать? Что делать? Я шарила глазами по полкам, как будто в сувенирном магазине можно что-то найти от смерти, от тихой безмолвной смерти в русских снегах.
На полке с мужскими сандалиями я заметила шлепанцы. Местный хенд-мейд, черные с тонкими ремешками на медных заклепках. Нормальные шлепанцы, мне понравились.
– Есть сорок третий размер? – я спросила.
Араб подал мне коробку. И я смотрела. Да, жизнь моя к чертям летела, а я рассматривала шлепанцы, прикидывала, подойдут – не подойдут. Спросила, сколько стоят.
– Сто евро, – загнул араб.
– Сто – плохо, – сказала я машинально. – Пятьдесят – хорошо.
А сама уже носом в телефон, даже рожу сделала собачью, когда печатала мужу: «А я тебе шлепанцы купила из верблюжьей кожи». Стою и жду, что он ответит, на араба смотрю. И араб ждет, ждет, когда sms у меня звякнет.
«Отдай еврею, – муж сказал. – Мне рогов достаточно». Я улыбнулась:
– Шутит.
И араб закивал:
– Шутит, значит, будет все ОК.
Муж тоже улыбнулся и прислал вдогонку: «А хочешь – я сейчас посажу детей в машину – и с моста. Как тебе после этого оргазмов захочется».
И Лерочка влез в этот скандал: «Не молчи, маленькая, я за тебя волнуюсь». Но я молчала. Верблюды, фараоны и сфинксы поплыли у меня перед глазами. Я села на диван. Из соседнего зала потянуло сладким, знакомым. Я узнала – кокос.