У. Е. Откровенный роман…
Шрифт:
Однако – нет! Оказывается, орут их демагоги, это их предки, будучи рабами наших предков, построили нам Америку! Чушь! Рабский труд – самый непроизводительный, именно потому человечество с ним распрощалось. К тому же если они такие прекрасные строители, то почему они не построили такую Америку в Африке?
Однако фрейдистский комплекс мести и зависти к белым людям выгрызает им души, превращает каждое ваше посещение наших государственных учреждений в пытку и унижение, и этот черный расизм уже довел нас до того, что белому стало трудней поступить в университет, чем черному, белому трудней получить государственную службу, чем черному, и даже въехать в Америку белому
Да, представьте себе, на нашем главном КПП – в Службе эмиграции и натурализации белой Америки – уже практически нет белых людей!
Поймите, я совсем не расист. Среди студентов нашего университета масса черных, испанцев и даже мексиканцев! И все они замечательные спортсмены, а многие и вообще толковые ребята, Но это не значит, что я не вижу, как страна, основанная, построенная и достигшая своего расцвета благодаря бешеной, воистину американской работе белых европейских колонизаторов, темнеет на глазах, африканизируется, мексиканизируется и психически велферизируется. Словно коммунизм, сдохнув в вашей стране, видоизменился и перетек к нам сюда, в США, чтобы, как птица Феникс или как Робокоп, возродиться здесь! Да, да, Америка строит коммунизм, как это ни парадоксально! Потому что велфер – это социализм! Государственная бюрократия – это социализм! Всеобщее принудительное страхование – это социализм! А наступающая власть плебеев над интеллектуалами – это коммунизм!
Конечно, вы скажете: как же так? Посмотрите вокруг! Эти роскошные дачи, пляжи, отели, небоскребы – разве они не принадлежат белым? А Уолл-стрит? А банки? А Капитолий? А вся экономика?
Друг мой, мы строили Всемирный торговый центр шесть лет и восемь месяцев, а он рухнул на наших глазах за час сорок восемь минут! Всего за полтора часа от усилий, талантов и денег самых лучших в мире архитекторов и строителей остались только миллион двести тысяч тонн руин и обломков. И сделали это каких-то девятнадцать зомбированных арабов!
Нашу великую, могучую и прекрасную Америку мы строили двести с лишним лет, но нам достало одного президента Клинтона, чтобы все это замечательное строительство потеряло свою основу: европейско-американское отношение к труду. При нем страховые компании гигантской грудной жабой уселись нам на грудь и душат нас уже совершенно бесконтрольно; при нем экономика превратилась в гирлянду мыльных пузырей, а фондовые рынки стали «полем чудес» жулья и очковтирателей; он обрушил в грязь даже имидж самого президентства, а войну с Югославией употребил для прикрытия скандала с Моникой Левински. Ту Америку, которую великий Рональд Рейган поднял из пропасти картеровского правления и вознес на уровень сверхдержавы, Клинтон за восемь лет развратил и испоганил.
Так мы – сами – помогаем тунеядцам гробить свою страну. Да, пока что и на Уолл-стрит, и на Капитолийском холме, и в Белом доме у нас еще держится белая интеллектуальная элита. Но в стране, где белое население стало меньшинством, в стране, где каждые десять лет население увеличивается на 30–40 миллионов мексиканцев, мусульман и пуэрториканцев, эта элита – ради своих мест на верхушке власти – уже вынуждена заискивать перед африкано-испанским электоратом. И не за горами то время, когда этот электорат сожрет ее.
И то же самое происходит в Европе! Англию, Германию и Францию наводнили эмигранты, французы уже боятся арабов, немцы – турок, а русские – чеченцев. Со времен открытия огня все изобретения, движущие прогресс, сделаны в северном поясе и северными народами, но мы оказались не способны защитить эти
Однако те, кто угробит Америку, слепцы, дикари и тупицы! Они не успеют насладиться своим идиотским реваншем. Потому что американская цивилизация – это воистину последний шанс, который Высший Разум дал нам, homo sapiens, как виду. И как только Он увидит, что человечество этот шанс загубило, Он в досаде и гневе просто утопит нас всех – вместе с нашими церквями, мечетями и синагогами, Интернетом и космодромами, Уолл-стрит и Голливудом, материками и островами, как утопил Он в свое время Атлантиду вот в этом Атлантическом океане, а до нее – цивилизацию лимурийцев… – Профессор вдруг повернулся ко мне. – Вы не думаете, что и эти акулы, и жуткие наводнения последних лет, и ураганы – это все предупреждение нам, homo sapiens? Кстати, вы знаете, что Стивен Спилберг начал съемки фильма о том, какой будет Америка через пятьдесят лет? Причем с Томом Крузом в роли главного героя – полицейского. Спилберг собрал целую команду социологов, футурологов и градостроителей, которые строят ему Вашингтон 2050 года! Понимаете, какой это бред? Я-то после «Списка Шиндлера» считал этого Спилберга трезвым реалистом, а он просто образец либерального благодушия! Белые полицейские в Вашингтоне через пятьдесят лет?! Да в Вашингтоне уже сейчас белые не живут! А через пятьдесят лет не только в Вашингтоне, но и во всей Америке не будет никакой полиции – ни белой, ни черной, ни желтой! Через пятьдесят лет по этому пляжу будут снова ползать крокодилы, а на пальмах скакать обезьяны. А все эти дома обвалятся еще раньше, как обвалились и утонули в песках те города, которые израильтяне построили в Эйлате, а потом вместе с Эйлатом отдали Египту…
– Профессор, а вам детей не жалко? – уел я его, вспомнив старинный анекдот.
Он остановился у белой кромки прибоя. Лысый толстячок с животиком, выпирающим поверх ярких плавок до колен, он с его апокалипсическими пророчествами смотрелся нелепым истериком на фоне благодушно покойного бирюзового океана с белоснежными круизными лайнерами на рейде, мирно планирующими над водой пеликанами, тихо плывущим в небе дирижаблем с рекламой автомобильных покрышек «Good year» и белой вереницей дорогих тридцати- и сорокаэтажных жилых домов-этажерок вдоль чудесного солнечно-песчаного пляжа.
– Детей? Конечно, жалко, – ответил профессор, не оценив моего российского юмора. – Даже этого мальчика, как его? Ива… Ведь это не их сын, правда?
Я поразился:
– С чего вы взяли?
– А вы что, не видите? Я не антрополог, но, по-моему, это видно и невооруженным глазом. Мальчик если не чистокровный араб, то смесь. Впрочем, это не важно. Даже его, паралитика, мне жалко. И арабских детей. Но именно поэтому я спешу со своей книгой. Может быть, еще не поздно остановить это тотальное самоубийство…
Конечно, по сравнению с эпохальной работой профессора моя рукопись выглядит частной историей мелкого пенсионера с большими амбициями. Ведь я не археолог, не антрополог, не историк, не ясновидящий и понятия не имею о том, что будет не только через пятьдесят, но даже через пять лет.
Однако и мне жалко мальчика Ваню. И еще тех Вань, которых посылают у нас под пули Хаттаба и Басаева. А кроме того, я, похоже, люблю маму этого Вани – эту каланчу, верстовой столб, коломенскую версту, эскимо на высоких ножках.