У. Е. Откровенный роман…

Тополь Эдуард Владимирович

– Рыжий! – сказал я. – Во-первых, убери руку, тут обнимаются только геи…

Это подействовало, Банников, как истинный русский, тут же испуганно убрал руку с моего плеча.

– А во-вторых, – продолжал я, – если ты хочешь все похерить, бери мою машину и езжай с ними в Сэндвилл, в Майами, хоть в жопу! Но без меня. И передай Харунову: я не для того полгода вкалывал, чтобы эти козлы одним своим видом тут все похерили!

– Ну хорошо, хорошо, я понял, я извиняюсь… – Банников изобразил на лице виноватость и хотел меня снова обнять, но спохватился и опустил руку. – Ну, я сделал глупость, согласен. Но куда

ж я их дену? Они уже тут…

Эти переходы от грубости и плебейства к вкрадчивому, задушевно-мягкому и обволакивающему тону были у него мгновенны, просто какой-то особый дар трансформации. То есть он из той породы людей, которые умеют мигом подладиться под вас, против них невозможно устоять, они легко окучивают вас своей притворной щедростью, добротой и лестью, а затем внедряются вам под кожу… впрочем, стоп, об этом я, кажется, уже писал и теперь повторяюсь только в силу старческого склероза.

– Там на улице стоят такси, – сказал я Рыжему, – в них половина шоферов – русские. Они отвезут твоих быков в любой мотель в Холливуде или в Санни-Айлс, и пусть они сидят там и загорают или летят обратно, но чтобы в Сэндвилле я их не видел. Иначе…

– Понял, понял! Уже договорились! – Банников все-таки обнял меня за плечо и спешно повел к выходу.

Когда Шварценеггеры с их спортивными сумками и клюшками для гольфа укатили в такси, а я повез Банникова и Полину в Сэндвилл (для шести его дюралевых чемоданов пришлось взять отдельное такси), я спросил как бы вскользь:

– Виктор, а что с твоим Масиком?

– О… – Рыжий сделал печальное лицо. – Знаешь, он попал под машину.

– Давно?

– Нет. Три недели назад.

– Понял.

Похоже, единственной, кто ничего не понимал, была Полина.

Банников (по приказу Харунова) купил ее этим полетом к сыну – за американскую визу и возможность увидеть своего Ваню она была готова теперь изображать невесту Банникова и напоказ, для Глена и Сементы Стилшоу, и по ночам, в мастер-бэдрум – хозяйской спальне на втором этаже, которую занял Банников.

С этим я, к сожалению, ничего не мог поделать. Открывать Рыжему (а следовательно, и Харунову) свои отношения с Полиной означало поставить под удар всю операцию – этот Харунов не так прост, чтобы не учитывать возможность нашего с Полиной сговора по ходу всей этой истории. Он, я думаю, даже приказал Банникову спать с Полиной, чтобы исключить такой сговор. А во-вторых, Полина и Банников должны были выглядеть настоящими женихом и невестой в полном современном смысле этого слова. На это и был основной расчет – мужчины, как известно, больше всего заводятся как раз на чужое добро…

Короче, в день их прилета я переселился в подвал, точнее – в бэйсмент. И хотя здесь можно было включать музыку или до одури смотреть телевизор, должен признаться, что выдержать это испытание оказалось куда труднее, чем я предполагал. Причем днем, внутри дома, Банников обращался с Полиной с явным и даже демонстративным садизмом: «Ну, ты, каланча! Где мой завтрак?! Эй, циркуль, выключи эту кофемолку на хрен!» – словно мстил ей за то, что когда-то она зачала ребенка не от него, а от Кожлаева. У многих людей, знаете, вывернутая психика…

После завтрака – часов в двенадцать – Банников хозяйски садился в мою машину и уезжал на пляж Саус-Бич, на модную Линкольн-роуд – эдакий майамский

Бродвей, а то и на острова Кий-Веста, знаменитые со времен Хемингуэя. Там, в экзотических кубинских и тайских ресторанах, он завтракал и обедал, на съемных яхтах уходил в море и летал на планере над Кий-Вестом. За деньги в Америке действительно можно даже из водопроводного крана пить газированную воду.

Возвращался он далеко за полночь и, как я понимаю, из самых крутых ночных клубов на Саус-Бич. Не знаю, почему он не брал там проституток и не истощал себя с ними в каком-нибудь отеле – может, от скупости, а может, из боязни подхватить здесь СПИД. Но факт есть факт: он приезжал, взвинченный и возбужденный до предела, бегом поднимался из гаража в спальню и, даже не приняв душ, набрасывался на Полину с силой и мощью недогулявшего быка.

Даже сквозь потолки первого этажа и своего бэйсмента я слышал остервенелый скрип их кровати и мощные, хлесткие, все учащающиеся удары тела Полины о стены…

Это Банников компенсировал сам себе выхолощенность своей спермы.

А затем долго, очень долго шумели там душ и вода в биде…

Да, оказалось, что замечательные американские дома с их комфортом, каминами, синтетическими ковровыми полами, системами общего кондиционирования, антипожарными дымоуловителями, биде и прочими достижениями этой последней стадии цивилизации – просто спичечные коробки, построенные не из кирпича и дерева, а из прессованной стружки и пенопласта. Звукопроводность такая, что мне просто некуда было деться от этих звуков, как ни глушил я их коньяком и Пуччини.

«Черт возьми, – мысленно орал я себе, кусая кулаки и принуждая себя к терпению, – а в чем, собственно, дело? Разве она не спала с ним раньше, до тебя? И разве она не спала с сотней других – тем же певцом молодежных хитов Надиром Залоевым или с каким-то козлом, который возил ее в Ниццу? А с Кожлаевым она не спала?»

Но по утрам, когда Полина спускалась на кухню и смотрела на меня своими изумленно-вопрошающими глазами, я чувствовал, что лучше бы мне провалиться сквозь пол и даже сквозь землю.

На третий день утром Полина, спустившись вниз, спросила:

– Когда я увижу ребенка?

Я вздохнул:

– Я уже говорил. Они уехали на Рождество в Бразилию. С родителями Сементы. Извини, этого я не мог предусмотреть…

Она не ответила, она вообще не разговаривала со мной с момента приезда, в ее глазах я стал теперь никем и ничем, мелкой «шестеркой» рыжего Банникова.

Но я действительно не мог предусмотреть, что рано утром 22 декабря, накануне Рождества, Семента и Глен вынесут из дома своего Ива, складную детскую коляску и два чемодана, погрузят их в «лексус» и…

Стремительно натянув на себя спортивные трусы и майку, я выскочил тогда якобы на утреннюю пробежку и, как бы на бегу, махнул им рукой:

– Эй, куда вы?

Глен – тоже на ходу – опустил стекло своей машины:

– Привет! Мы в Рио на праздники. Marry X-mas to you!

– И вам счастливого Рождества! – крикнул я с поддельным энтузиазмом.

И теперь приходилось просто ждать возвращения семейства Стилшоу из Рио-де-Жанейро.

Конечно, когда Банникова не было, я пытался как-то объясниться с Полиной, сказать ей, что иного пути просто нет, что это не только ее жертва, но и моя – ради нее и ее ребенка!