Уайтбол

Белояр Ирина

А там, впереди, откуда давеча появилось стадо лосей… опять появилось стадо лосей. Нет, все-таки лошади. Нет, не лошади. Рептилии. Бронтозавры в миниатюре. Которые увеличиваются вдвое с каждым шагом… На груди у каждого малахитовая… прошу прощения, кусок малахита величиной с телевизор… нет, это и есть телевизор, на экране — двадцать бедуинов в чалмах пытаются своротить с места двадцать верблюдов, на груди у каждого верблюда — малахитовая бляха, на каждой бляхе — бронтозавр, на груди у бронтозавра — телевизор, на экране телевизора — малахитовая лошадь, на лошади — зеленая обезьяна, у обезьяны

почему-то мое лицо, это я пытаюсь добраться до Солнечного, но ничего не выходит, надо спешить, сейчас все уйдут — я один останусь, в голове — малахитовая пыль, на глазах — зеленоватая пленка, останусь один, опять болен, я же был частью этого Перерожденного всегда, просто раньше болел, сам набредил свою обособленность, от этой обособленности — все беды: тоска, параноидные страхи, отчаянные попытки объять необъятное, «… дай на сей день, а на завтра — завтра и попросим»… теперь-то я, кажется, выздоравливаю…

В голове раздался страшный грохот, и Улисс очнулся. Всадники исчезли. Исчезли верблюды, бедуины, ишаки, бронтозавры и телевизоры. Вместо всего этого гигантский зеленый паук восседал на грязном, разбитом асфальте и плел свою немыслимую паутину. Нити ее тянулись вдоль шоссе — в город, и в другие стороны они тоже тянулись, исчезая в лесу, опутывая небо, проникая под землю… Одна из нитей обвилась вокруг скитальца, прижавшегося к дереву, окрутив человека вместе со стволом.

Человек без тени почувствовал, как из его горла рвется наружу утробный вой — пополам с рвотой. Нет, не рвота — это родной серый паук пытается выбраться наружу, скрежещет жвалами: соперник… враг…

Оттуда, с дороги, истошно завыла сирена. Нет, не сирена. Это — вопль зеленого паука. Разочарованный вопль. Гигантская конечность отцепилась от асфальта, метнулась к дереву, за которым прятался человек без тени…

Скиталец закрыл глаза, собрал остатки воли и шагнул… куда-нибудь.

…Или — не шагнул, показалось. Тоже морок.

…Арсен резко пришел в себя. Его колотил кашель. Серый паук каким-то образом провалился в грудь и теперь рвался наружу, раздирая легкие. Казалось, поганые цепкие конечности проткнули кожу в межреберных пазухах, вылезли на свет божий, скрежещут по камням, пытаясь за них уцепиться, сделать последний рывок, проломить к чертовой матери ребра…

…Улисс очутился на Ленинградском вокзале. Долго стоял на платформе, пытаясь восстановить зрение: сгустившаяся ночь немилосердно отливала зеленью.

Дотащился до ближайшего киоска, взял первую попавшуюся водку, отмахнулся от сдачи и опять поплелся в самый конец вокзала. Хлебал из горла купленную дрянь, не чувствуя вкуса и запаха, блевал с платформы вниз, снова пил, снова блевал, вымывая из тела и души проклятую малахитовую пыль.

…А меж тем сквозь морок проступала безжалостная ясность.

Вот он, неучтенный фактор. Вот почему перерожденных больше не будет. Они надоели мячу. Слишком мелкая игрушка, слишком примитивная. На смену «детям уайтбола» пришло это. Этого станет много, и это круче лакун. Оно завоюет и разрушит мир.

Зеленый паук против серого. Система

против системы. Молодой хищник — против огромного, но одряхлевшего старого, давно запутавшегося в собственной паутине. Здорового, оттого малоподвижного. Сложного, оттого непластичного. Слишком нормального, оттого неспособного выиграть битву за выживание…

Два десятка солнечногорских несчастных, угодивших под белый мяч, и два десятка их верных лошадей сошли с ума и слились в единый «зеленый» конгломерат. Получился монстр с нечеловеческой логикой. С логикой уайтбола.

Он кажется безумным, но на самом деле просто еще очень юн. Пока всего лишь играется. Играется с людьми и реальностями, как кошка с мышами. Но уже начинает стервенеть, когда ему обрывают развлекуху.

А что такое обычные перерожденные? Первые неудачные образцы. Проба пера. Так, полулюди — полузеленые. Поэтому мячам и наплевать, что «дети уайтбола» уходят с Земли. Зачем хранить отработанный материал?..

…Маски безмолвствовали, подавленно наблюдая за истерикой человека без тени. Лишь когда на мозги опустился теплый покров милосердного отупения, сам Улисс — или кто-то рядом с ним — отрешенно подумал: неплохо бы куда-нибудь упасть. Если не подохнуть, так уснуть хотя бы.

Надежда

…Скалы исчезли, теперь вокруг простиралась каменистая равнина с редкими кустиками травы. Резко похолодало.

Все последние резервы выдавил приступ кашля. Арсен лежал на земле, выжатый досуха. Не знал, жив он или мертв, и ему, по большому счету, было все равно.

…Когда скиталец, с дикой головной болью и гадостным осадком в душе, подошел к эскалатору на станции «Тушинская», Белый Охранник сообщил: подниматься незачем. В здешней квартире тоже ожидают гости.

Человек без тени шагнул в Перово. Шагнул прямо из толпы, сгрудившейся у эскалатора.

…Крикливая вывеска ночного клуба с пошлым названием «Лунная пристань». Толпы у дверей нет, это хорошо…

…Черт!..

— Лакуна.

— Прошлое или будущее?

— Будущее… кажется.

— Уайтбол их всех подери. Засады нет?

— Нет. В будущем скитальца никто не ловит.

— Почему?

— Потому что в будущем скитальца не существует.

Человек без тени купил билет, прошел в зал.

Ни одного знакомого лица — секьюрити, гардеробщики, официанты — все новые. Несколько музыкантов на эстраде лабают что-то латиносское. В уголке зала патрульные КАС мирно трескают мадеру. За хозяйский счет, разумеется.

Улисс подошел к стойке, заказал коктейль. Глядя, как бармен колдует над стаканом, спросил:

— Надя здесь?

Сейчас окажется: тоже уже не работает. Где тогда искать? И нужно ли искать? Может, в нынешней версии реальности Нади просто не существует? От этой мысли захотелось выть. Уйти обратно на улицу и выть на идиотский белый мяч, по-хозяйски расположившийся в полночном небе…

— А что надо? — отозвался мужик.

Человек без тени облегченно вздохнул:

— Поговорить.

— Много вас тут. Разговорчивых, — бармен мрачно подвинул гостю бокал.

— Но она здесь?