Уайтбол

Белояр Ирина

Неожиданно для себя скиталец обнаружил, что уже пару минут смотрит на какие-то дамские сапоги. Поднял взгляд:

— А… привет.

Женщина кивнула:

— Привет. Реакция у тебя стала ни к черту, братец.

— Осторожнее. Ты чуть не наступила на свою собственную птицу.

Ева улыбнулась:

— Дуркуешь, значит. Расслабляешься. А почему нет? Если бы моя «стая» была такой же симпатичной, как твоя — мне бы, наверно, тоже нравилось дурковать.

— Зачем пришла?

— Пообщаться. Тошно, Улисс.

Располнела.

Кожаное пальто — в натяг. Макияж не скрывает мешков под глазами: похоже, «сестренка» только что из запоя.

Несколько лет назад она была красивой.

— Брось пить. Займись спортом.

— Поздно, братец.

— Что значит — поздно?

Ева пожала плечами:

— Пока вокруг женщины вьются мужчины — все в порядке. Если начинают крутиться мальчишки — значит, вышла в тираж. Да! Тут один… самый ушлый, похоже — не просто жигало.

…Наплывом возникла картинка: вокруг «сестренки» порхает амур. Одет в стильный костюм, но на плечах сквозь дорогую ткань просвечивают погоны…

— Не просто жигало, — сказал человек без тени. — Ты это хотела узнать?

— Мне все равно. Предупреждение тебе и другим: не подходите близко.

Скиталец хмыкнул:

— Первый он, что ли.

Женщина вздохнула:

— Теперь это стало опасно. Подарок теряю. Не владею ситуацией.

…Ее подарок — феноменальная способность к внушению. Не дай бог попасть под горячую руку — воля тут же подавлена: шагнешь под колеса машины и сам не заметишь.

И наклонности достойные: за несколько лет «сестренка» стала подпольной королевой среднеросской мафии. На кой хрен оно ей, спрашивается, было. Комплекс власти — тоже страшная штука…

— В космос пойдешь? Если все равно подарок теряешь.

— Не пойду, Улисс. У меня там никого нет.

— Можно подумать, у тебя здесь кто-то есть.

— Нора.

— Бери ее с собой.

— Что делать молодой красивой девице в этих фермерских мирах?

— Правильно. Молодой красивой девице самое место в криминальных структурах, — язвительно ответил скиталец.

— Почему ты такой раздраженный? Я тебе дурковать мешаю?

— Нет.

— Тогда в чем дело?

— Ненавижу вас всех. Пернатых.

— За что?

— За то, что дохнете. Нескольких пернатых я ненавижу больше, чем остальных. В том числе тебя. Догадайся, почему.

— Догадываюсь. Это называется «абстинентный синдром», — усмехнулась Ева.

— Стас вот так загнулся, и ты там будешь.

— Все там будем.

…Уходя вечером с работы, Стас наверняка мог сказать — кому из сотрудников нынче отдавят ногу в метро, а кому нахамят в автобусе. Гуляя на дружеской вечеринке, разглядывал друзей — видел одни проблемы: у этого скоро прогорит фирма, а у этой дите село на иглу…

Стас развелся с женой — увидел, что та в ближайшем отпуске заведет любовника. Прекратил отношения с несколькими друзьями — не хотелось смотреть,

как у них разваливается жизнь.

Если б тогда уже были тоннели во внешний космос, Стас оказался бы первой ласточкой. Но тоннели появились позже. Когда появились, Улисс думал: будет запасной вариант, на самый крайний случай. Крайний случай превратился в массовый исход перерожденных на волю…

Негатив, обрушившийся на Стаса, вызвал нечто гораздо худшее, чем отчаяние — абсолютное смирение. Из-за этого смирения прогнозы «братца» приобрели силу фатума. Когда он увидел, что через три минуты упадет с семнадцатого этажа — только пожал плечами.

Дисциплинированно выждал эти долбанные три минуты, вышел на балкон и прыгнул вниз…

— …Я одного не понимаю, — в полголоса проговорил Резонер. — Почему он видел только негатив? Почему перерожденных вообще клинит на негативе?

Пришибленное Эго ответило своей коронной сентенцией:

— А вы как думали? Жизнь вообще — говно.

— Хотите поговорить об этом? — невинно осведомился Фигляр.

— Пифию — чморить, — мрачно сказал Потрошитель.

Провидец надменно промолчал.

— Пифия виновата не бывает, — заявил Резонер. — Виноват всегда тот недоумок, который ее неправильно понял.

— …а потом чморить интерпретаторов.

— Так вы хотите поговорить об этом?..

— У тебя у самого пузырь из кармана торчит, — усмехнулась Ева. — Третьим будешь?

— Это не себе.

— Неужели?

Скиталец молча вытащил бутылку, размахнулся и запустил в стоящее поодаль дерево. Невидимые птицы взлетели, с клекотом помчались в разные стороны.

— Все равно не верю, — вздохнула «сестренка».

— Как хочешь.

— Знаешь, Улисс. Твоя стая редеет — а моя прирастает. Представляешь, какой это кайф: что ни ночь — к тебе покойнички косяками?

— Покойнички не сами собой берутся. Остановись. А то — ступай в монастырь. Грехи замаливать.

— Глупая идея, братец.

— Как знаешь.

— Не нужен мне ни монастырь, ни космос. На свою птицу я давно наступила, Улисс. Единственное, что осталось — Нора. И еще — вы. «Родня». Ни черта меня с вами уже не связывает, кроме белой крови. Но ведь это — все, что есть… Счастливо, братец. Понадоблюсь — обращайся: пока силы не кончились — помогу.

— Лучше себе помоги.

Но Ева уже исчезла.

…Она, Мила, Стас — нечаянные жертвы уайтбола. Люди, чудом избежавшие пожизненного заточения в дурдоме и получившие от мяча «утешительный приз». Куда бы его затолкать, это приз…

Остальные птицы — фавориты. Мяч их сам выбрал. Им легче.

Одиссея беглого агента

Арсену удалось протиснуться к воде. Узкая ниша между камней, оттуда течет жалкий ручеек с каким-то тухлым запахом… хоть так.