Убегающий от любви (сборник)
Шрифт:
— Почту за честь!
— А вы давно женаты? — вдруг спросила она.
— С детства, — ответил я.
Когда через условленный час спецгруппа собралась у автобуса, выяснилось, что никто ничего не купил. Это была лишь рекогносцировка, ибо главная заповедь советского туриста гласит: не трать валюту в первый день и не оставляй на последний!
Впрочем, нет: Диаматыч все-таки приобрел киборга с зажигающимися глазами, а Спецкор — пакетик с чем-то интимным.
Товарищ Буров кивнул головой, и Друг Народов провел перекличку: не было Поэта-метеориста, в бесчувственном состоянии оставленного в отеле, и Пейзанки…
— Где? —
— Она, кажется, попросила политического убежища в отделе женской одежды! — сообщил Спецкор.
— Никакой дисциплины! — возмутился Диаматыч.
Пейзанка действительно застряла там, возле полок, где было выставлено все джинсовое — от зимних курток до сапожек. Она держала в руках джинсовый купальник и безутешно рыдала. Покупатели-аборигены поглядывали на нее с опаской, а два седых, авантажных продавца совещались, как с ней поступить. В автобусе Пейзанка забилась в самый угол и всю дорогу плакала, поскуливая…
— Девочка просто не выдержала столкновения с жестокой реальностью общества потребления! — объяснил Спецкор.
— Заткнись! Деловой нашелся! — взорвался Гегемон Толя. — Ты в сельпо хоть раз был?
— Анатолий, не грубите прессе! — холодно предостерег Спецкор. — Я был везде…
— Сколько раз предупреждали! — возмутился Друг Народов. — Если человек не был в Венгрии, на худой конец — в Чехословакии, на Запад его пускать нельзя! Это же психическая травма!
Вернувшись в отель, мы выяснили, что Поэт-метеорист ожил и сидит в баре над бокалом пива, бормоча что-то про чаек:
— И кричим в тоске: «Мы чайки, чайки…» Алла повела Пейзанку отпаивать седуксеном, а мадам Лану выдала каждому на ужин по пятьдесят франков. Наблюдая нашу радость, товарищ Буров предупредил, чтобы мы губы-то особенно не раскатывали, ибо раньше принимающая фирма действительно частенько выдавала деньги на ужин и даже иногда на обед, но после того, как в советских тургруппах начались повальные голодные обмороки, эту практику прикрыли.
Мы со Спецкором отправились в наш номер, вскрыли баночку мясных консервов, порезали колбаски, сырку, вскипятили чай. По ходу дела сосед рассказал мне историю о том, как один известный спортивный комментатор в отеле, за рубежом, заткнув раковину соответствующей пробочкой, с помощью кипятильника готовил себе супчик из пакета — и задремал… В результате — грандиозное замыкание и чудовищный штраф.
Поев, мы завалились в постель — каждый со своего края, — и Спецкор при помощи дистанционного пульта включил телевизор: шла реклама. Насколько я мог впетриться, роскошная блондинка расхваливала какой-то соус. Поначалу она, облизываясь, поливала им мясо и жареную картошечку, а потом просто-напросто, как в ванну, нырнула в гигантскую соусницу. Спецкор порыскал по программам и нашел информационную передачу типа нашего «Времени».
— Ты чего-нибудь понимаешь? — спросил я.
— Спасибо папе-маме, на репетитора не жалели. Волоку помаленьку!
— А мои жалели, — вздохнул я. — О чем хоть говорят-то?
— Над нами издеваются…
На экране возникло узкоглазое астматическое лицо Черненко.
— Клевещут, что якобы генсек шибко приболел, — перевел Спецкор.
— И точно! Последний месяц никого не провожает, не встречает… Вот смеху будет, если помрет!
— А знаешь анекдот? —
— А знаешь другой анекдот? — подхватил я. — Очередь в железнодорожную кассу. Первый просит: «Мне билет до города Брежнева, пожалуйста!» Кассир: «Пожалуйста!» Второй просит: «А мне до города Андропова!» Кассир: «Пожалуйста!» Третий просит: «А мне до города Черненко!» Кассир: «Предварительная продажа билетов за углом!»
Хохотал Спецкор громко, азартно, по-кингконговски колотя себя в грудь:
— Ну народ! Ну языкотворец! Предварительная… Жуть кошмарная!
Потом начался американский боевик. Я почти все понял и без перевода: Кей-Джи-Би готовит какую-то людоедовскую операцию, сорвать которую поручено роскошному суперагенту, владеющему смертельным ударом карате. Переупотребляв всю женскую часть советской резидентуры и переубивав мужскую часть, он, наконец, добирается до самого главного нашего генерала, руководящего всей операцией. У генерала — полковничья папаха, звезда героя величиной с орден Славы и любимое выраженьице: «Нэ подкачайтэ, рэбьята!» Суперагент засовывает генерала в трансформаторный ящик, где тот и сгорает заживо. Заканчивается фильм тем, что суперагент, получивший за выполнение задания полмиллиона, отдыхает на вилле в объятиях запредельной брюнетки, а проходящий мимо окна мусорщик достает микрофончик и докладывает: «Товарищ майор, я его выследил!»
— Чепуха! — фыркнул я.
— У каждого своя «Ошибка резидента», — рассудительно заметил Спецкор.
И совсем уже поздно, когда, наверное, уснули даже самые непослушные дети, началась викторина, суть которой сводилась к тому, что, если пытающая счастья девушка не может ответить на вопрос ведущего, она снимает с себя какую-нибудь часть туалета. Если же она угадывает, раздеваться приходится ведущему. Первая девица (а разыгрывался «мерседес») очень скоро осталась в одних ажурных трусиках и, не ответив на последний вопрос, с гримаской притворного отчаяния уже потянула было трусики книзу, но тут ведущий замахал руками и что-то закричал.
— Если она это сделает, передачу запретят за безнравственность, — перевел Спецкор.
— Перестраховщики! — расстроился я.
— Обидно, — посочувствовал мой сосед.
— У нас такого никогда не будет! — сказал я.
— Это точно, — согласился он.
Следующая девица, надо отдать ей должное, прилично подраздела ведущего, но в конце концов и сама осталась в трогательных панталончиках. Ей присудили поощрительный приз — тур на Канары.
— Слушай, сосед, — сказал мне Спецкор. — У меня тут в Париже есть знакомая… Мадлен… Я ее в прошлом году в Домжуре снял… Тоже журналистка. Возможно, завтра я не приду ночевать…
— Ну конечно, с ней в одной койке поинтереснее, чем со мной!
— Конечно… Так вот, ты не волнуйся, а главное — не поднимай шума…
— Спи с ней спокойно, дорогой товарищ! — успокоил я его. — Но вообще-то будь поосторожнее!
— Думаешь, кто-нибудь постукивает глубинщикам?
— Кому?
— В Комитет Глубинного Бурения — КГБ…
— Думаю…
— Кто?
— Профессор…
— Не-ет… Он староват для этого дела… И потом глубинщики по-другому выглядят…
— А кто же тогда?