Убежать от себя
Шрифт:
– Со мной всегда было трудно работать тем, кто с дилетантской непосредственностью лезет решать профессиональные вопросы.
– Ну, о председателе этого не скажешь!
– А я о нем и не говорю! У него видов спорта пятьдесят и советчиков-путаников хоть отбавляй! Порой и слушать кого, не знаешь. Ведь в спорте, как в кино, Владимир Владимирович, понимают все. А в хоккее – особенно.
– Не горячись, Рябов, не горячись! Смири гордыню! Никогда в жизни не простишь себе, коль отойдешь от команды в самый ответственный момент и она проиграет. Убежден, нужнее
– Могу только поблагодарить за лестное мнение, Владимир Владимирович.
– Благодарить не за что. Поскольку сегодня увидеться не удастся – а хотелось бы, не скрою – и завтра сам будешь решать, как поступить, могу дать совет: не горячись, смири гордыню! Для тебя, Борис Александрович, дело всегда было важнее всего.
– Я тоже не железный. Или они примут мои условия комплектования команды и проведения серии игр, или пусть играют без меня.
– Ладно, ладно, – примирительно протянул Жернов.– Я со своей стороны приму кое-какие меры. А к тебе просьба, считай, личного порядка – не горячись!
– Горячность даже в хоккее штука обоюдоострая. А при конфликте и подавно…
– Ты за себя ручайся, а вторую сторону я уж, позволь, на себя возьму.
Он довольно хихикнул, что означало: есть кое-какие идеи!
– Боюсь, напрасно это, – вяло возразил Рябов.
– Трусы в карты не играют. Так ты, кажется, учишь своих ребят? Вот и сам попробуй. Ни пуха!…
Прежде чем Рябов успел сообразить, что Жернов счел разговор законченным, короткие гудки застучали в ухо. Он еще долго держал трубку в руке. Слышал и не слышал гудков. Странно, но обнадеживающий вроде бы. разговор с Жерновым не только не притупил ощущения тревоги, но, наоборот, растравил душу. Сомнения насчет правильности принятого решения об уходе, скрывавшиеся где-то в глубине души и которые он давил своей волей, вдруг выплыли на поверхность.
Рябов вздохнул, аккуратно, как бы боясь разбить, положил трубку и лег на диван, прикрыв глаза рукой.
«Что ж, подсчитаем…»
6
За все время двадцатидневного канадского турне впервые автобус опаздывал к отелю. С опоздания, как потом не раз думал Рябов, неприятности и начались. Впопыхах грузили многоместный багаж. Мальчики из отеля, охая под тяжестью чемоданов и мягких мешков с формой, едва успели покидать вещи в бездонное чрево тяжелого автобуса. Многое пришлось побросать прямо на сиденья. Когда автобус уже трогался, Климов вдруг вспомнил, что оставил в номере самый дорогой сувенир– роскошную ковбойскую шляпу, подаренную каким-то почитателем-фермером именно ему. На поиски шляпы ушло еще десять минут. И как всегда, когда торопишься, находятся тысячи препятствий, тысячи причин, осложняющих путь.
Будто человек-невидимка бежал перед тяжелым «ровером» и зажигал красный свет на каждом перекрестке-вздохнув тормозами, стеклянная от пола до крыши роскошная коробка упиралась в очередной светофор. Сидевший за рулем негр в белом хирургическом халате с тревогой посматривал то на часы,
До отправления самолета, полыхавшего издали красным флагом на хвосте, оставалось пятнадцать минут, когда последняя голубая стрела с надписью «Аэропорт» уперлась в здание вокзала.
Повезло, что самолет был недогружен. У стойки оформления уже беспокоившиеся дежурные приняли весь груз на глаз, что сэкономило, по прикидке Рябова, не одну сотню долларов провожавшим организаторам.
Так или иначе, но в салон воздушного лайнера команда ввалилась почти вовремя, приведя своей шумливостью остальных пассажиров в изумление. Приглядывая за ребятами, Рябов вспомнил, что у трапа с ним кто-то поздоровался. Он обернулся и увидел улыбающееся лицо, выглядывавшее из салона первого класса.
Приветливо кивнул, сразу же вспомнив, кто этот человек– Жернов, один из самых ярых болельщиков и почитателей его тренерского таланта. Он нередко звонил домой, несколько раз, с нелюбезного разрешения Рябова, заглядывал в клубную раздевалку; охотно помогал ребятам решать домашние проблемы. Рябов считал его добрым мужиком.
– Приветствую, Владимир Владимирович. Извините, что не ответил…
– Здравствуй, Рябов! Видел, какую вы тут панику навели. Летчики из-за вас хотели вылет задерживать.
– И напрасно. Вина целиком организаторов – коль автобус по расписанию подать не смогли, пусть самолет подают!
– Пользуясь случаем, спешу поздравить – здорово сыграли! Сенсационно!
– Сенсации нет. Играли с клубами. Вот со сборной бы…
– Да и так… Контрагенты у меня вроде были неспортивные, но все переговоры с хоккея начинались, хоккеем и заканчивались.
– Неудивительно. Канадцы считают хоккей своей вотчиной. С изумлением открывают каждый раз, что кроме канадского есть и хоккей советский.
– Тур длинный, устали небось?
– Не без этого. Но считаю, что ребята перед чемпионатом мира неплохую подготовку получили. Кругозорчик кое-кто немножко расширил…
Подошла стюардесса.
– Товарищи, пожалуйста, пройдите на свои места! Взлетаем!
– Обязательно, милочка, обязательно пройдем, – ответил Рябов.– Владимир Владимирович, извините – порядок в Аэрофлоте превыше всего…
– Поднимемся, заглядывай к нам в салон, поговорим о жизни.
– С удовольствием! Дорога длинная – еще находимся друг к другу в гости.
Рябов вновь пересчитал ребят. Вторая пятерка принялась за игру. Фишки переходили из рук в руки, и Рябов не только точно знал, во что играют, но и кто выиграет – Климов.
«Как им только не надоест? Игра для дураков. И победитель заранее известен. Хоть бы компаниями поменялись. Влияние хоккея, вырабатывающего устойчивый стереотип, – пусть плохо, но своим составом».
Рябов тщательно пристегнул ремни. Он делал это сразу, как только садился в кресло, без напоминаний, и приучил всю команду, доводившую в былое время стюардесс почти до истерики.