Убежище. Дневник в письмах (др.перевод)
Шрифт:
В третий раз была бомбежка. Я стиснула зубы и тренировала свое мужество.
Мефрау Ван Даан, которая все время говорила: «Пусть они появятся» и «Лучше внезапный конец, чем никакого конца», теперь трусливей нас всех. Сегодня утром она тряслась как осиновый лист и даже разразилась слезами. Ее муж, с которым они после недели ссоры только что снова заключили мир, ее утешал. От одной этой сцены я чуть было не расчувствовалась.
То, что кошки приносят не только пользу, Муши доказал недвусмысленно. Весь дом полон блох, напасть растет с каждым днем. Менеер Клейман насыпал по всем углам желтого порошку, но блохам до этого никакого дела. Мы все становимся от этого раздраженными, беспрестанно такое чувство, будто чешется то рука, то нога или другие части
Милая Китти!
Теперь, когда мы уже больше года провели в Убежище, ты кое-что знаешь о нашей жизни, но полностью я все-таки тебя информировать не в состоянии. Все совершенно не так, как в обычные времена и у обычных людей. Чтобы все-таки дать тебе заглянуть в нашу жизнь, я буду в дальнейшем время от времени описывать фрагменты нашего обычного дня. Сегодня начну с вечера и ночи.
В девять часов вечера в Заднем Доме начинается суматоха с подготовкой ко сну, и это на самом деле всегда настоящая суматоха. Раздвигаются стулья, разбираются постели, складываются покрывала, ничего не остается там, где должно находиться днем. Я сплю на маленьком диване, в котором нет даже полутора метров. Так что для удлинения здесь служат стулья. Метелка из перьев, простыни, подушки, одеяла – все достается из постели Дюссела, где хранится днем.
Из соседней комнаты слышится ужасный скрип: раскладушка Марго. Снова диванные покрывала и подушки, все, чтобы сделать деревянные планки хоть немного удобнее. Наверху, кажется, гремит гром, но это всего лишь кровать мефрау. Ее пододвигают к окну, чтобы Ее Высочеству в розовом ночном халатике вдыхать маленькими ноздриками что-то бодрящее.
Девять часов. После Петера я вхожу в ванную, где происходит основательная процедура умывания, и нередко случается (только в теплые месяцы, недели или дни), что в воде плавает какая-нибудь маленькая блошка. Потом чищу зубы, накручиваю локоны, привожу в порядок ногти, пользуюсь ваткой с перекисью водорода (чтобы отбелить черные волоски над губой), и все это за какие-нибудь полчаса.
Половина десятого. Быстро надеваю банный халат. В одной руке мыло, в другой горшок, заколки, штаны, бигуди и вата, я вылетаю из ванной, хотя частенько меня возвращают обратно из-за волосков, которые изящными, но для того, кто умывается после меня, не очень-то приятными завитками красуются в умывальнике.
Десять часов. Опускается затемнение. Спокойной ночи. Еще минут пятнадцать скрип кроватей и стон сломанных пружин, потом наступает тишина, по крайней мере, если верхние не ссорятся в постели.
Половина двенадцатого. Скрипит дверь ванной. В комнату проникает тонкий луч света. Скрип туфель, большое пальто, еще больше, чем человек в нем… Дюссел вернулся после ночных трудов в конторе Кюглера. После десяти минут шаркания по полу, шуршания бумагой (это он прячет еду) стелется постель. Потом фигура снова пропадает, и только из уборной время от времени доносятся подозрительные звуки.
Примерно три часа. Мне надо встать по маленьким делам, для этого под кроватью стоит металлическая баночка, под которую подложен резиновый половичок на случай возможной протечки. Каждый раз я стараюсь затаить дыхание, потому что в жестянке булькает, будто журчит горный ручеек. После этого баночка снова убирается на место, а фигура в белой ночной рубашке, которая каждый вечер служит поводом для замечания Марго: «О, эта неприличная ночная рубашка», забирается в постель. С четверть часа я прислушиваюсь к ночным звукам. Прежде всего – нет ли внизу вора, потом к различным постелям наверху, за стеной и рядом в комнате, из чего зачастую можно узнать, как спят или в полудреме
Только окажусь у большой постели, как первый испуг проходит, если, конечно, пальба не очень сильная.
Без четверти семь. Тррр… Будильник, который может возвысить свой голосок в любое время дня (если его об этом попросят, а иногда и без этого). Крак… бам… мефрау его выключила. Кнак… поднялся менеер. Поставить воду и быстро в ванную.
Четверть восьмого. Снова скрипит дверь. Дюссел может идти в ванную. Оставшись одна, поднимаю затемнение… и в Убежище начинается новый день.
Милая Китти!
Сегодня возьмем время обеденного перерыва в конторе.
Половина первого. Вся шантрапа облегченно вздыхает. Теперь Ван Маарен, человек с темным прошлым, и Де Кок ушли домой. Сверху доносится стук пылесоса мефрау по ее прекрасному и единственному коврику. Марго берет под мышку пару книг и идет заниматься с «отстающими детьми», потому что Дюссел похож именно на такого. Пим садится со своим неразлучным Диккенсом в углу, чтобы хоть где-нибудь найти покой. Мама торопится наверх помогать прилежной хозяйке, а я иду в ванную, чтобы привести в порядок ее, а заодно и себя.
Без четверти час. Чаша наполняется. Сначала менеер Хис, потом Клейман или Кюглер, Беп, а иногда и Мип.
Час дня. Все в напряжении слушают Би-би-си. Только в эти редкие минуты, объединившись у маленького радиоприемничка, жители Убежища не перебивают друг друга, потому что говорит кто-то, кому даже менеер Ван Даан не может противоречить.
Четверть второго. Большая раздача. Каждый из конторы получает чашку супа, а если есть, и что-нибудь сладкое. Менеер Хис, довольный, садится на диван или прислоняется к письменному столу. Газета, чашка, а частенько и кошка рядом. Если какого-нибудь из этих трех компонентов недостает, то он непременно высказывает недовольство. Клейман рассказывает последние городские новости, он в этом смысле на самом деле неиссякаемый источник. Кюглер кубарем летит по лестнице, короткий и сильный стук в дверь, и он входит, потирая руки, веселый и суетливый или угрюмый и тихий, в зависимости от настроения.
Без четверти два. Едоки поднимаются, и все снова возвращаются к своим занятиям. Марго и мама – к мытью посуды, менеер и мефрау – на диван, Петер на чердак, папа на диван, Дюссел тоже, а Анна – за работу.
Тут наступает самое спокойное времечко, когда все спят, никто никому не мешает. Дюссел грезит о вкусной еде, это отчетливо видно по его лицу, но я смотрю недолго, ведь время торопит, а в четыре часа педант доктор уже стоит с часами в руках, потому что я прибираю для него столик с минутным опозданием.