Убить, чтобы жениться
Шрифт:
— Как видишь, их можно совместить, — ворвался в мои думы голос Васима.
Я оторвала взгляд от кофе и посмотрела на него. Недвусмысленный намек на двустихийность. Он тоже заметил, как изменился цвет моих волос.
Взрослые стихийники умели прятать «благословление» стихии. Они скрывали, какими стихиями могли управлять, возвращая своим волосам привычный цвет. Обычно это удавалось тем, кому было за сто лет. Вот папа, папа Тафар — мысленно уточнила я, — научился этому чуть ли не сразу. Точнее его научили, чтобы скрыть появление первого элементалиста. Мама же не скрывала своего цвета волос после того,
Перекинула хвост через плечо, рассматривая прядки. Теперь-то уж точно все встало на свои места. Не хватает только одного. Тут я не сдержалась и мечтательно улыбнулась. Не хватало Рэйнера.
— Пора? — снова вторгся в мои мысли Васим, загадочно разглядывая меня.
Я кивнула и одним залпом допила кофе.
Сегодня мы планировали завершить обход замка и дополнить его чертеж, любезно предоставленный управляющим. Мы проверили все закоулки старого здания и разрядили последние ловушки. Так что обедали вместе.
Васим побеспокоился и моем друге. Шасу принесли парочку зажаренных баранов. Ящер едва не зализал землевика.
Пока обедали примерно накидали план изменений замка. На самом деле, это только набросок, который следовало обсудить с владельцем оного. Так, слово за слово, мы с аль-Алиабисса погрузились в работу.
Было интересно наблюдать за тем, как драгхварец быстро создавал из земли на огромном листе бумаги модель замка, постоянно сверяясь с полученными планами. Я тоже помогала ему, но все же больше следила за ходом работы и брала себе на заметку новые техники.
Оторвались мы от модели, когда за окном потемнело. Я спохватилась и быстро распрощалась с отцом.
Только взлетев в небо на Шасе, поняла, что в мыслях назвала Васима отцом. Я прижалась к ящеру, чтобы ветер не так сильно бил в лицо. Ну и пусть! Зато у меня будет папа и отец. Двое вместо одного. Я не сомневалась в том, что папа меня любил, и в его сердце всегда останется место для меня. Как и у мамы, что была моей тетей. Может, немного поспешно я начала аль-Алиабисса так называть, но было ли у меня право лишать его общения с единственным ребенком?
— Знаешь, — вспомнился рассказ отца, когда мы занимались поиском и обезвреживанием ловушек в замке. — А ведь сначала Латифа не хотела изменять мужу. Она только заигрывала, а я соблазнитель со стажем. Прости, не о таких вещах нужно разговаривать с дочерью, — он отвел взгляд в сторону. — Но Тафара срочно вызвали, потому что скаршианская принцесса снова что-то учудила. Латифа была диким, безумным огнем, что отразилось на ее характере: она сначала действовала, а потом думала. Я не знал, что наша ночь зародила новую жизнь.
На этих словах я улыбнулась. Мое рождение не стало для него последствием. Все-таки отец оказался хорошим человеком.
— Когда я узнал, что в семье Стихийного родилась дочка с даром землевички, поспешил увидеть тебя. Ты так упорно занималась с наставником. Семейные черты аль-Алиабиссов были видны уже тогда. Я поспешил с прошением во дворец к правителю, да будет мирным его покой (в то время правил Шахджахан, который погиб во время войны с древними). И там стал свидетелем другой картины… Ты сидела на руках Тафара и увлеченно ему рассказывала о своих успехах. Ты смотрела
Это я прервала его самоуничижительную речь, обняв отца. От моего «спасибо» у него в глазах заблестели слезы. Плечи расслабились, словно он нес тяжелую ношу до этого.
— Спасибо за счастливое детство, — пояснила я ему. — Только больше не пропадай!
Тогда я перешла с уважительного «вы» на более близкое «ты».
Шас заревел. Я почувствовала его боль в левом боку. Снова крик. Новая вспышка боли. Мы начали стремительно снижаться.
— Миленький, давай помягче, — просила я его не падать, а плавно приземлиться, чтобы не навредить сильнее.
Мягкой посадки не вышло. Нас настигла еще одна стрела, порвавшая крыло. Ящер камнем рухнул на землю, стараясь не придавить меня. Хорошо, что он нашел поляну, иначе еще больше бы пострадал, падая на деревья. Я выскочила из седла и принялась осматривать раны друга, освещая вокруг себя пламенем из огненного камня.
В левом крыле зияла дыра, из которой капала кровь на землю. Когда же я посмотрела на бок, то не смогла сдержать крика. Две стрелы размером с копье торчали из чешуйчатой шкуры Шаса. Пригляделась к крови, которая вытекала из ран. Она не была красной, как говорилось в книге о наездниках. Она была черной.
Яд. Стрелы были отравлены. Надо их срочно вынуть!
— Потерпи, мой хороший, — слезно просила я у Шаса прощения за боль, которую собиралась причинить.
Рев резанул по ушам. Первая стрела была извлечена и откинута подальше на поляну.
— Прости, — я уже плакала. — Последняя, — и рванула древко, засевшее глубже предыдущего.
Вторая стрела оказалась рядом с первой.
Из седельной сумки достала флягу с водой. Порылась в поисках каких-нибудь противоядий, но ничего такого у меня не было. Знала, что нет, а вдруг завалялась в углу сумки? Пусто.
Придется отсасывать яд ртом. Открыла фляжку. Шас жалобно заурчал.
— Скоро все пройдет, — пообещала я ему, вытирая слезы.
Плакать буду потом. Сейчас главное — спасти друга, и прильнула ртом к первой ране. С трудом сдерживая рвотные позывы, втянула в себя кровь и выплюнула ее на землю. Прополоскала рот. Снова прижалась ртом к ране. Продолжала делать так еще раза три до тех пор, пока кровь не приобрела снова красный цвет, каждый раз промывая рот водой.
Когда я принялась за вторую рану, то язык уже онемел. Наверное, так действовал яд. Губы еще могли шевелиться, поэтому я не стала тратить время на полоскания, а быстрее принялась извлекать отраву из тела Шаса. Их чувствительность уменьшалась с каждым разом. В глазах заплясали мушки, но я не отвлекалась. В последний раз даже выплюнуть кровь не получилось.