Убить демократа
Шрифт:
На следующий день, в воскресенье вечером, телеведущий Эдуард Чемоданов объявил предварительные результаты выборов. В них приняло участие более 60 процентов избирателей, имеющих право голоса. Следовательно, выборы
можно было считать состоявшимися.
Приглашенный Эдуардом Чемодановым в прямой эфир председатель областной избирательной комиссии ознакомил уважаемых телезрителей с последними данными, поступившими с участков, предупредив, что цифры эти не
окончательные, но -- как показывает практика -- достаточно точно отражающие расстановку сил.
Кандидату от ЛДПР отдали свои голоса 12 процентов жителей города и области, принявших
больше -- 30,6.
Несложный подсчет показывал, что если "Яблоко" отдаст свои голоса НДР, а соколы Жириновского перепорхнут на жердочку КПРФ, то отрыв Антонюка от Хомутова составит 7,3 процента.
Хватит их ему для победы? Не факт. Особенно, если спешно подбросят бабок на погашение долгов по пенсиям и зарплате.
Да, не факт. Что из этого вытекало? Только одно: пришла мне пора распрощаться с ролью стороннего наблюдателя.
IV
Офис Фонда социального развития, президентом которого был руководитель областной организации КПРФ и кандидат в губернаторы Лев Анатольевич Антонюк, располагался в здании бывшего Дома политического просвещения -- объемистой
стекляшке, какие мне приходилось видеть везде, где случалось бывать. Даже в Грозном. Там, правда, от нее остались только осколки и покореженный фугасами каркас. Но в городе К. Дом политпросвета был пока цел. Один этаж занимал фонд Антонюка, на других гнездились разнообразные АО, ТОО, "лимитеды" и
"интернейшнлы", а внизу сверкала золотом на черном Лабрадоре вывеска банка "Народный кредит" и кучковались охранники в черных костюмах и при галстуках, разводя ля-ля-тополя с голенастыми младшими менеджерами.
Так что, если бы я был киллером, я не стал бы доставать "красного кандидата" Антонюка на его рабочем месте. Хлопотно, наскочит случайно какой-нибудь младший менеджер, визгу не оберешься. Я бы поинтересовался, где он живет.
Я и поинтересовался.
Он жил в старой части города, на пятом этаже семиэтажного дома послевоенной постройки, реконструированного, как мне рассказали, в начале 80-х годов и приведенного в соответствие со скромными требованиями, которые предъявляли к своему жилью ответственные партийные и советские руководители, нуждавшиеся после трудов в спокойном отдыхе. Расположение дома на краю старинного дубового парка как нельзя лучше отвечало этому условию. Дом был длинный, вместительный, на шесть подъездов. Из чего можно было сделать вывод, что партийно-хозяйственное руководство областью требовало немалого количества номенклатурных специалистов. Немалого, но, видно, все-таки
недостаточного. Потому что со временем для ответработников были построены новые дома повышенной комфортности, но этот по старой памяти так и называли обкомовским. В нем жили люди, карьеры которых достигли пика как раз к моменту распределения здесь квартир, а выше не двинулись, потеряли энергию, как артиллерийский снаряд на излете. Так что они испытывали, должно быть, чувство неполноценности, вспоминая о временах, когда в подъездах круглосуточно дежурили милиционеры, а к площадке перед домом подкатывали
черные "Волги" и неразговорчивые водители разносили по квартирам увесистые пакеты с продовольственными заказами.
И только новые времена вернули им ощущение собственной значимости. Что ни говори, а дом был основательный, в прекрасном месте, с видом на дубовые и липовые
"Фольксваген-пассат", выделенный в мое распоряжение Егоровым, был не последней модели, но выглядел вполне достойно. Я оставил его возле глухого торца дома, рядом с лестницей под жестяным козырьком, ведущей в подвал, а
сам прошел в первый подъезд, поднялся на лифте на пятый этаж и несколько раз позвонил в одну из двух квартир, выходивших на лестничную площадку.
Как я и ожидал, на звонок никто не ответил. Жена Антонюка и их взрослая дочь с грудным ребенком жили на взморье на капитальной зимней даче, он уезжал туда на субботу и воскресенье, а в будни ночевал в городской квартире. И иногда, между нами, девушками, не один, а с симпатичной
рыженькой молодой женщиной, учительницей соседней школы. Не знаю, чему она учила школьников, а вот курсантов милицейских школ вполне могла бы кое-чему научить. Больно уж ловко и незаметно, лисичкой, умудрялась она юркать в
квартиру Антонюка и исчезать из нее. У нее были свои ключи, а у меня нет, но замки оказались из тех, про которые один мой знакомый, бывший старший лейтенант спецназа Дмитрий Хохлов по кличке Боцман, уважительно отзывается: "Говна пирога".
Я вошел в квартиру и аккуратно запер за собой дверь. Прислушался. Квартира была живая, дышала спокойствием и уютом, но никого в ней не было. На всякий случай я обошел, подсвечивая себе узким лучом фонарика, все четыре комнаты, образовавшиеся от соединения двух соседних квартир, заглянул на кухню, которую правильней было бы назвать столовой. Так и есть, никого. По-видимому, Антонюк на финальном отрезке предвыборной гонки решил не рисковать своей репутацией примерного семьянина.
Вернувшись в просторную прихожую, я ощупал карманы одежды, висевшей в стенном шкафу, потом проверил трюмо. И не зря. В верхнем ящике лежал здоровенный газовый револьвер типа кольт. Я разрядил его и вернул на место. После чего прошел в гостиную, уселся в кресло, развернув его в сторону
прихожей, и принялся ждать.
Антонюк должен был вернуться домой около восьми вечера. Он всегда возвращался примерно в это время, когда у него не было предвыборных мероприятий. Так и оказалось. Не успели напольные часы в гостиной отбить последний удар, как послышался гул лифта и лязганье металлической двери. Я
приник к глазку. Из лифта вышел Антонюк, за ним было двинулись Гена и Миня из команды Егорова, но Антонюк остановил их небрежным жестом:
– - Все в порядке, друзья мои. Спасибо. До завтра.
Снова хлопнула дверь, кабина покатилась вниз.
Ну, твою мать, охрана!
Я вернулся в кресло. Антонюк разделся в прихожей, вошел в гостиную и щелкнул выключателем.
И увидел меня.
Если бы он был сердечником, я бы, конечно, не пошел на этот эксперимент. Но он не производил впечатления нездорового человека. Напротив, оставлял впечатление вполне здорового. Крепенький, белобрысый, лысоватый, с летним загаром. Килограммов десять лишнего веса было, конечно, но тут уж, видно, ничего не поделаешь. Презентации, приемы. Положение обязывает. Но по утрам бегал трусцой по парку среди прекрасных старых дубов по засыпанным золотыми листьями аллеям -- показывали в каком-то предвыборном рекламном ролике. Так что насчет его сердца я мог не беспокоиться.