Убить клоуна
Шрифт:
Что касается одежды, которая была на Дорис в этот раз, то она рассказала мне о ней все, что можно, и даже больше того. Не успел я додумать эту мысль, как Дорис сказала:
— Извини, что встречаю тебя в таком виде. Я сегодня даже не одевалась, как только встала с постели, так и сижу здесь весь день, никуда не выходила.
Она зря просила прощения. На ней был голубой пеньюар, а под ним синие лифчик и трусики, и тот факт, что я рассмотрел их цвет, говорит о многом. Больше того, совсем недавно я видел точно такой же лифчик — того же фасона и качества, —
— Все в порядке, — махнул я рукой. — К сожалению, я только на минутку, мне надо бежать. Ведь...
— Что произошло, Шелл? Как обстоят дела?
— Просто великолепно... ох, перестань, пожалуйста, маячить перед глазами... то есть бегать туда-сюда... Послушай, давай сядем, и я расскажу тебе все по порядку, договорились?
Я сел на диван, она устроилась рядышком, и, пока выкурил сигарету, успел изложить вкратце все события минувшего дня. Картина получилась удручающая.
— У нас осталась хоть маленькая надежда, Шелл? — спросила боязливо Дорис, когда я закончил свое повествование.
— Да. Но пойми меня правильно: остается надеяться только на тот праздник, который устраивает сегодня Фрэнк Квин... Этот бал-маскарад в честь Хэллоуина. Я надену костюм клоуна, загримируюсь и, возможно, сумею проникнуть в его дом. Потом, если повезет, залезу в сейф. И если удача еще раз улыбнется мне, то в этом сейфе я найду то, что поможет повесить Квина и освободить твоего брата.
В ее глазах светилась тревога, морщинки между бровями слегка разгладились, но не исчезли. Мои слова не придали ей бодрости.
— Понятно, — произнесла она равнодушно. — Что ж, может, у тебя что-нибудь и получится.
Чем больше я думал о предстоящем празднике и моем предполагаемом участии в этом мероприятии, тем меньше верил в благополучный исход затеянной операции: скорее всего, получу пулю в голову или в другой, не менее важный орган.
— Детка, — сказал я, пытаясь успокоить Дорис, — конечно, радоваться нечему, дела идут не лучшим образом, но что толку сидеть сложа руки и ждать... скажем, последних известий по радио? Если мне удастся залезть в сейф Квина, бьюсь об заклад, там окажется то, что нам нужно, а не зефир в шоколаде.
— А Россу это поможет?
Мне несколько поднадоели одни и те же вопросы. Конечно, Дорис была необыкновенно хороша собой, но порой одного этого недостаточно. Я и так не испытывал большого восторга при мысли о предстоящем вечере — едва ли мне удастся уйти оттуда живым, — и ее пренебрежительное отношение не улучшало настроения.
— Детка, — сказал я, — у меня нет сверхчувствительного рентгеновского аппарата, поэтому не знаю. Если бы я не считал, что это поможет спасти Росса, то ни за что не отправился бы в их бандитское логово.
Мне хотелось высказать ей свою обиду, но я сдержался, решив, что и так был не слишком любезен. Дорис, очевидно, просто парализована мыслью о том, что ее брата ожидает газовая камера в Сан-Квентине.
И
— Прости меня, — заговорила она, сжав мою руку. — Не думай обо мне плохо. Я просто... сама не своя. Поверь мне, Шелл, я очень высоко ценю все, что ты делаешь.
— Ох... все это ерунда... — Рука моя уже дрожала.
— Но это правда. Ты... тебя могут даже убить. Эти... эти ужасные люди могут убить тебя...
— Нет, нет. Только не меня, моя радость. Потому что меня практически невозможно уничтожить.
Она сильнее сжала мою руку, придвинувшись еще ближе ко мне. Дыхание ее вновь участилось. Я ощущал тепло ее бедра, прижатого к моему колену.
— Ты такой храбрый, Шелл. Только очень мужественный человек решился бы отправиться туда... Просто не знаю, что бы я без тебя делала.
Только начал я размышлять, как же у меня хватило совести в чем-то упрекать Дорис, как ее лицо оказалось всего в шести дюймах от моего, и она умолкла, а я перестал размышлять и сам придвинулся к ней. Пора было от размышлений переходить к действиям. Она перехватила меня на полпути, а если Дорис перехватила инициативу, то получишь в результате только половину того, на что рассчитывал. В следующее мгновение все закрутилось в вихре неразборчивых слов, ласковых рук, полуприкрытых голубых глаз, пламенеющих волос, я уже ничего не соображал, наши губы сами собой слились в поцелуе, но это безумие продолжалось не больше минуты. Конечно, не прошло и двух минут, хотя мне казалось, что время остановилось. Но затем она снова уперлась руками мне в грудь, отодвигаясь подальше.
— Что ты делаешь? — спросил я.
— Тебе надо идти, Шелл. Я не могу... мы не должны... Просто тебе пора идти, Шелл.
Я чувствовал себя так, будто на меня вылили стакан холодной воды. «Черт возьми, — подумал я, — не может вечно повторяться одно и то же. Должно быть, я неправильно веду себя. Нет, не то, — я недостаточно плохо веду себя».
— Дорис, — позвал я, — Дорис!
— Тебе пора идти, Шелл.
Я вскочил на ноги. Ладно, идти так идти. Кто я такой, чтобы приставать к даме? Я постоял, стиснув зубы, потом спотыкаясь побрел к двери, как Франкенштейн, ослепленный впервые увиденным светом. Но Дорис остановила меня.
— Шелл, — позвала она, — дорогой...
Она ни разу не называла меня «дорогим». Называла по имени или просто на «ты» — как только что: «Тебе пора идти», — но никогда не называла «дорогим». Настроение мое улучшилось. Я остановился, повернувшись к ней.
— Шелл, дорогой, — повторила она, — ты, наверное, считаешь меня ужасной.
— Нет-нет...
— Но ты, конечно, понимаешь. Ведь Росс... осталось всего несколько часов. Я стану другой, Шелл, если ты... добьешься... успеха сегодня ночью. Это правда. Но сейчас я... просто не могу заниматься этим. Ведь ты понимаешь меня, правда?