Убить перевертыша
Шрифт:
Вообще-то он рассчитывал на гостеприимство Хорста Фогеля. Думал: переночует у него, съездит к Эмке и — назад. Но сейчас надо сначала хорошенько подумать, чтобы не подставить Фогеля.
— Я мог бы предложить вам остановиться у меня. Вы надолго?
— Как получится.
— Десять марок в день вас не разорят? Без пансиона, разумеется. Я бы вам и город показал. У меня ближайшие дни как раз свободны.
Если бы он просто начал заманивать его к себе, Сергей насторожился бы. Но деньги за ночлег! Такое мог предложить только вполне безобидный скупердяй немец.
— А
— Квартирка маленькая, холостяцкая, ну да в тесноте — не в обиде…
Через полчаса они были у Пауля на втором, то бишь на первом, как считают немцы, этаже трехэтажного дома, задвинутого в лес, обильно растущий на склоне горы. За окном расстилалась панорама всей центральной части города, в которой Сергей без труда отыскал и вокзал, и замок, возле которого он остывал от дорожных приключений.
Квартира состояла из единственной комнаты. Прихожая была столь мала, что вдвоем не повернуться, душевая еще меньше, а кухня и вовсе отсутствовала. Вместо нее была ниша в стене, где возле раковины чернела на столе электроплита.
— Это квартира для одиноких, — сказал Пауль. Жилье дорогое, приходится экономить.
При этих словах он глянул на стену возле кухонной ниши, и Сергей, посмотрев туда же, получил возможность ознакомиться с очередной немецкой сентенцией: "Ein ersparter Pfennig ist zweimal verdient" — "Сберечь один пфенниг, все равно — что заработать два".
— Вы ужинаете перед сном? — спросил Пауль.
— Обязательно, — ответил Сергей, зевая.
— Тогда я что-нибудь соображу на ужин, а вы пока отдыхайте. Там, на полке, книжки разные, альбомы по современному искусству.
— Спасибо. Я не умею сострадать чужой изжоге.
— Что?
— Не люблю модернизма.
— Это же теперь так модно.
— Мода — коллективное помешательство.
— Что?
Сергей не ответил. Мысленно обругав себя за неуместное раздражение на доброго русскоязычного немца, принялся копаться в книгах. Нашел карту Штутгарта и стал рассматривать ее, стараясь отыскать нужную ему Моцартштрассе.
— Вы что-то ищете? — спросил Пауль.
— Ничего. Я просто так.
— Что-то же вы хотели увидеть в нашем городе? Спрашивайте, не стесняйтесь.
— Обязательно спрошу. Когда пойму, чего хочу.
— Это меня всегда удивляло в русских. Сами не знают, чего хотят.
Разговор не клеился и, проболтав полчаса о том, о сем, Сергей намекнул, что не прочь бы завалиться спать. Пауль понял его, встал.
— Устраивайтесь на диване, а я прогуляюсь перед сном. Простыни и все, что хотите, берите в шкафу.
Диван был коротковатый, и, может быть, из-за этого Сергей долго не мог уснуть. Как в немом кино, прокручивались перед глазами картинки этого большого дня. Попытался вспомнить, что он наболтал соседям по вагону, но в голове был сумбур, мысли перескакивали с одной на другую. Помнил только, что он все время старался следить за собой, и это было мучительно. В одном он уже не сомневался: в покое его не оставят, и он очень хорошо сделал, что не поперся сразу к Фогелю, а спрятался у случайного доброжелателя, чей адрес никому не известен.
Ему снилось, что он все
Разбудил его вкусный запах жареных тостов и кофе. Комната была залита солнцем. Слышался плеск воды: хозяин принимал душ.
— Однако вы здоровы спать, — сказал Пауль, выйдя из душа. — Молодой, ничего не болит.
— Физзарядкой надо заниматься, — отшутился Сергей.
— А вы занимаетесь?
— Иногда.
Оба рассмеялись.
— Вот что мне нравится в русских: умеют о серьезном говорить несерьезно.
— Чего-чего, а дурака валять мы умеем.
Снова посмеялись, и снова Сергей подумал, что повезло ему с этим случайным знакомцем: не зануда. Впрочем, если учился в Москве, значит, набрался тамошних привычек. Зануде, хоть и иностранцу, студенты не дали бы проходу.
— Так куда мы с вами направимся? — спросил Пауль.
— Вы в самом деле намерены со мной таскаться по городу?
— На целый день в вашем распоряжении, — шутливо поклонился хозяин.
— Я и сам могу…
— Нет, нет, не говорите. Когда я был в Москве, меня повсюду возили. Так что я в долгу. Да мне и самому интересно. Хоть по-русски поговорить. А то уж я забывать стал.
— Не сказал бы. Вы какой-то ненастоящий немец.
Пауль, намазывавший масло на хлеб, застыл с ножом в руке.
— Что вы имеете в виду?
— Чистый русский язык. И потом… у вас нет портрета нашего дурачка, чтоб ему пусто было. Развалить такую страну!..
Пауль не поддержал новой темы для разговора: ему, как видно, неинтересно было копаться в дерьме российских перестроек. Он достал с полки карту Штутгарта, раскинул на столе.
— Ну, куда бы вы хотели?
— Мне все равно, — сказал Сергей. Его начинала раздражать настырность хозяина.
— Тогда для начала — в нашу новую модерновую картинную галерею.
— Модернизм не для меня, я уже говорил.
— Ну что вы! Это же поиски новых форм в искусстве.
— Извините, не могу согласиться. Модернизм — не поиски, а отсутствие таковых. Очередная сказка про голого короля.
— Да вы хоть на здание посмотрите. Шедевр архитектуры.
— На здание поглядеть можно. Чего же не поглядеть на здание.
Собираясь, они лениво переговаривались, но как-то получалось, что разговор все время возвращался к искусству. Так было и когда шли по улице, и когда ехали в трамвае. Вышли на той же самой площади и сразу оказались возле модерновой уличной скульптуры, которую Сергей вчера не заметил. Это была огромная, в три этажа, металлическая конструкция на растопыренной треноге с приваренными разноцветными пластинами наверху — что-то вроде громадного флюгера. Нелепое это сооружение было вроде как центром притяжения. Здесь толпились люди, разглядывали уличных певцов, музыкантов, художников и всяких прочих затейников, возле которых стояли баночки для монет с надписью: «Danke» — «Спасибо».