Убить после смерти
Шрифт:
— Конечно же, — охотно согласился Анхель. — И найду, и поговорю.
— Не жалко на меня отпускное время-то тратить? — со смешком произнесла Ксюша. И по вскинувшимся, распахнувшимся навстречу глазам увидела, — не только не жалко, но в радость.
Ксюше сделалось грустно. — Зачем всё? Зачем? — пробормотала она. — Жила себе замороженная, отжившая.
— Ты не отжившая. Что ты? Совсем не отжившая, — Анхель замахал руками. — Уж если ты отжившая… Ты — красивая. И потом как ты пахнешь! Никто так не пахнет. Как мимоза зимой!
— Что? — от диковинного
В то же мгновение её пронзило острое, полыхнувшее из самых глубин желание, грозящее сию же минуту, от следующего прикосновения, разразиться мощным оргазмом, о котором давно и забыла.
Ксюша больно прикусила губку. Сглотнула. С силой притянула Анхеля:
— Иди ко мне.
— Как это? Зачем?
— Иди же. Хочу!
— Ч-чего?
— Я тебе еще и это объяснять должна? Ну же. Кто из нас мужчина?
Она впилась в его губы, сама опрокинула на кровать и утонула в потемневших от страха глазищах.
Это было поразительно. Анхель и в постели поначалу оказался неумелым и пугливым, будто лишаемая невинности девушка. Знай Ксюша жизнь чуть хуже, решила бы, что перед ней и впрямь девственник. Но мысль эта как появилась, так и пропала, — сорокалетних красавцев девственников не бывает. К тому же вскоре он превратился в страстного и нежного любовника, восстающего от малейшего касания ее ноготка и в свою очередь способного довести до безумства простым поглаживанием живота.
Она даже не заметила, как пролетела ночь и начало светать. Анхель лежал на спине с открытыми, неподвижно глядящими в потолок глазами с бессмысленно-блаженной улыбкой на лице.
Ксюша же, счастливо опустошенная водила подушечками пальцев по его телу, повторяя углубления и морщинки — словно стремясь накрепко запомнить. Восторг в ее душе все более вытеснялся печалью.
Пока Анхель останется подле — будет великое, всепоглощающее, неизведанное прежде счастье. Но вскоре он исчезнет. И — на смену душевной зиме, в которой прозябала последние годы, придет вечная мерзлота. Потому что представить, что место Анхеля сможет занять кто-то другой, она решительно не могла.
Словно угадав Ксюшины мысли, Анхель перевел на нее вопросительный взгляд. Столкнувшись с бездонными, сочащимися нежностью глазами, она всхлипнула:
— И что теперь? Появился, растопил. А дальше? Был, и через неделю вдруг нет. А мне-то каково будет? Подумал?
Анхель в ответ невольно простонал, — будто именно об этом и думал.
В магазине Рашья и впрямь произвела сенсацию. Девчонки из других отделов, благо покупателей с утра было немного, умиленно разглядывали бойкую, с масляничными глазами смугляночку, копавшуюся в коробках с духами и беспрерывно что-то лопотавшую. Впрочем, когда ей задавали вопросы, малышка без всякого усилия переходила на русский. Это отчего-то особенно удивляло.
— Ксюха, скажи, где таких дают!
Объяснения насчет дяди и индийской племянницы отметались
— Ну-ку, ну-ка, насчет дяди поподробней!
Ксюша краснела счастливо и чувствовала себя именинницей. Впрочем, скоро всеобщее внимание переключилось на подъехавшую Татьяну. Она только что пригнала новенький «Рено», на который копила восемь лет. И теперь, гордая и счастливая, водила всякого желающего на автостоянку. Меж тем покупателей прибавилось. А притомившаяся малышка начала капризничать. Анхеля всё не было. Ксюша уже пожалела, что в припадке неуместной гордыни отказалась от предложенного им подарка — мобильного телефона. Да и его номер не записала.
После обеда в магазин заскочил Женя Сапега. Как всегда, ухоженный, с косынкой, повязанной на шее, источающий запах добротного мужского одеколона. Отозвав Ксюшу в сторону, смущённо извинился за поведение жены.
— Я ведь и сам про них не знал, — стесняясь, признался он. — То есть знал, что было. Но она мне тоже дула в уши, будто Пашка ее изнасиловал. А, оказывается, сама навязалась. Редкостная все-таки стерва!
— Как же ты теперь? — посочувствовала Ксюша. Ответа она не дождалась. Но и без того было ясно, — как и раньше. Свыкся.
— Скажи, — Ксюша помедлила. — А насчет Голутвина ты ничего не слышал?
— Голутвина? В смысле с Оленькой?.. — Женя нахмурился. — Да нет. Хотя теперь не разобрать. От женушки моей всего ждать можно. А с чего ты вдруг?
— Так, тараканы в голове. — Или твой новый интересуется?
Ксюша стремительно покраснела. И Женя поспешил исправиться:
— Не, я не в смысле, чтоб там осудить…Просто он вроде как насчет Павловой смерти расследование затевает. — Какое там расследование? Сболтнул в сердцах. Уезжают они на днях, — горько вырвалось у Ксюши.
— Жаль, — Сапега огорчился. — Может, свежим взглядом и впрямь что обнаружил бы. Опять же ребенок — экстрасенс. Украдкой зыркнул на большие настенные часы. — Как всегда торопишься? — заметила Ксюша.
— Увы, — Сапега удрученно протянул руку. — Бывай, Ксюха-горюха.
Он уже уходил, когда Ксюша вспомнила о налоговой повестке.
— Женя, — окликнула она. — У тебя с Пашкой не было, случаем, разговора насчет дома в Завалихе?
— А что такое?
Ксюша рассказала о присланном по почте извещении.
— Действительно странно, — Сапега озадаченно прищурился. — Что там путного может быть в Завалихе? Понимаю, если б в элитном поселке, где я его уговаривал дома по соседству построить. А это… Наверняка и впрямь ошибка.
— Мы тоже с Анхелем так рассудили, — согласилась Ксюша, вроде бы случайно произнеся «мы с Анхелем». — Решили завтра-послезавтра на всякий случай съездить. Чтоб уж из головы окончательно выбросить.
— Это вы еще сначала транспорт найдите. В такую глушь такси не поедет. Да и хляби, — не каждая легковуха пройдет, — Женя фыркнул. Что-то прикинул. — Ладно, где наша ни пропадала. Сгоняю в твою Завалиху.