Убить волка
Шрифт:
Да, в столицу направили радостную весть о первой победе и министры, должно быть, пребывали вне себя от счастья, но каков будет следующий шаг? Если забыть о долгосрочных проблемах — вроде обороноспособности страны и ограниченных ресурсах — и сосредоточиться только на текущих задачах, то что Гу Юнь мог предпринять со столь скудным войском?
Он прекрасно понимал, что сколь бы почетной не считалась победа в первом бою, это не отменяло того факта, что Гу Юнь просто был крайне упрям и отчаянно оборонялся до последнего.
С болезненной улыбкой маршал оставил императорского гонца
Генерал держал в руках сломанный гэфэнжэнь, на почерневшем от копоти наконечнике которого можно было разобрать полустершийся иероглиф «Лянь».
Многие солдаты и офицеры вырезали свои имена на своих гэфэнжэнях, чтобы быть уверенными, что после ремонта им достанется то самое верное оружие, которое прошло с ними через огонь и воду. Если воин погибал на поле боя и его тело не удавалось найти, то соратники брали его гэфэнжэнь и подносили к нему чарку вина, чтобы душа владельца могла почить в мире.
Тань Хунфэй двумя руками взялся за гэфэнжэнь и передал оружие Гу Юню.
— Маршал.
Тот принял его. Его вдруг обуяло чувство, что Черный Железный Лагерь, прошедший через множество невзгод, расставаний и воссоединений, всегда оставался надежной опорой государства. Он был точно семечко, что разрослось на четыре стороны света и превратилось в огромные деревья, подпирающие небеса.
Чан Гэн подошел к нему и сказал:
— Прошлой ночью тринадцать единиц наземной боевой техники получили повреждения, пять сотен легких кавалеристов были убиты в бою, около тысячи получили тяжелые ранения, не говоря уже о незначительных травмах. Двенадцать Черных Орлов были сбиты, большая часть золотых коробок взорвалась в воздухе. Боюсь, что их тела...
Гу Юнь кивнул — потери были в пределах ожидаемых:
— Это все заслуга командующего Лянь.
Чан Гэн прошептал:
— Боюсь, что Запад пришлет утром послов, чтобы заключить мир.
— Не пошлет, — сказал Гу Юнь. — Прошлой ночью Запад понес огромные потери, вряд ли они теперь рискнут высунуть нос и предлагать нам мир. До тех пор, пока они не взяли столицу в осаду и не отрезали нам воздушное сообщение, им не о чем с нами говорить.
... Это было всего лишь вопросом времени.
Чан Гэн ненадолго замолк, но потом продолжил:
— Говорят, последний правитель одной из прошлых династий, когда на страну напали северные варварские племена, бежал из осажденной столицы, воспользовавшись тайным ходом. Так что если мы действительно не способны защитить...
— Мы должны защитить столицу, даже если это невозможно. — Гу Юнь вдруг спросил его: — Знаешь сад Цзинхуа [6] на западе столицы?
Чан Гэн был ошеломлен.
Гу Юнь поднес указательный палец к губами и прошептал «тсс», прося помолчать. Расположенный в западной части столицы сад Цзинхуа был летней резиденцией, построенной в годы правления династий Юань Хэ и У-Ди. Когда жара становилась совсем нестерпимой, не переносивший такую погоду прошлый Император любил укрыться в саду Цзинхуа. Но когда Ли Фэн взошел на трон, то урезал траты на пиршества и наряды. Даже средства, выделяемые императрице и любимой императорской наложнице, сократились наполовину, не говоря уж о таких
Несмотря на то, что в отличие от своего отца, новый Император был бережлив, он все равно каждое лето ездил в летнюю резиденцию, но явно не для развлечения. Из-за государственных дел ему приходилось вставать в несусветную рань, чтобы успеть во дворец, а потом до наступления ночи — вернуться обратно. Правитель носился вокруг столицы точно бродячий пес. Только чудом его на такой жаре ни разу не хватил удар.
Раз Ли Фэн готов был подвергать себя подобным страданиям, находясь в здравом уме, значит... сад Цзинхуа хранил сокровище невероятной ценности, за которым требовался регулярный присмотр.
Чан Гэн был сообразительным, поэтому сразу догадался в чем могло быть дело. Если командующие всех четырех фракций занимались контрабандой цзылюцзиня, то что насчет Императора? В подобной спешке не проверишь бухгалтерские книги министерства финансов или военного министерства... Хотя Ли Фэн предпочитал лично все контролировать, так что не было ничего удивительного в том, что он построил свое личное хранилище цзылюцзиня.
Гу Юнь сказал:
— Твой старший брат никому не доверяет. Но это всего лишь мое предположение, больше никому не говори об этом.
Чан Гэн нахмурился:
— Это проблема... Думаешь, Ли Фэн предложит Западу заключить мир?
Гу Юнь рассмеялся и покачал головой.
— Возможно, если ему предложат заключить мир, он согласится... Но не будет первым проявлять инициативу.
Чан Гэн сложил руки за спиной. Из-за засохшей на лице крови и грязи вид у него был довольно впечатляющий. Тем не менее, молодой принц прогуливался столь невозмутимо и неспешно, словно это была послеобеденная прогулка в императорском саду.
Немного поразмыслив над словами Гу Юня, Чан Гэн легко согласился:
— Да, Ли Фэн не боится смерти, его больше пугают другие вещи.
Глядя на него, Гу Юнь невольно подумал, что мастер Фэнхань был прав. Чан Гэн действительно всегда ухитрялся выглядеть таким спокойным и невозмутимым, что трудно было удержаться от вопроса:
— Когда это ты успел стать таким хладнокровным?
— Хладнокровным? Да меня переполняют эмоции! — Чан Гэн засмеялся: — Эту привычку я перенял у тебя. Я заметил, кто когда ифу что-то тревожит, он часто пытается казаться жизнерадостным — словно улыбка на лице улучшает настроение. Поэтому, когда я в особенно дурном настроении, то намеренно сдерживаю свои чувства и таким образом действительно успокаиваюсь. Ведь если сердце человека слишком пламенное, это вредит здоровью. И легко может...
— ... нарушить сон. — Гу Юнь не раз слышал, как он говорит эту фразу, поэтому легко смог закончить за него предложение. — Тебя действительно так беспокоит бессонница? И когда это я, интересно, смеялся, если на душе кошки скребли?
Чан Гэн приподнял бровь, выразительно на него посмотрев, и покорно согласился:
— Как скажешь.
— Подготовить всю армию к отступлению, — с трудом произнес Гу Юнь. — Первым делом пусть перевезут раненных, Запад скоро должен сделать свой ход. Мы нападем из засады.