Убить волка
Шрифт:
—Все эти дни у меня была возможность вдоволь насладиться разговорами с вами, мастер, и я многое извлек из этих бесед. Но мне так же известно, что мастер - не из тех людей, что способны неподвижно стоять в буддийском храме, говоря об учениях Будды, что он куда охотнее будет беседовать не о Дао, а о простых людях.
Что касается моего происхождения, возможно, мастер также слышал и об этом. Влияние прославленного главнокомандующего, нынешнего Аньдинхоу, распространено за тысячи ли. И совершенно не важно, где он находится и какой очередной приказ ему отдали. Для меня он -
Я же - всего лишь мелюзга, без каких-либо особых навыков, а этого оружия, которое я могу держать в руках, достаточно, чтобы защитить только самого себя. Я не из тех, кто способен зацикливаться на каких-то более великих делах и грандиозных событиях.
В моем сердце осталась лишь память о крошечном, размером с ладошку, поместье Аньдинхоу, и о нескольких людях, живущих там. Поэтому я все еще надеюсь, что мастер сможет войти в положение и понять меня.
Ляо Жань промолчал.
Монах не знал, как Чан Гэн обычно разговаривал с Гу Юнем, но для посторонних людей речь юноши всегда ограничивалась "несколькими словами, наполненными глубоким смыслом". Ляо Жань подумал и о том, что сам испытал это на себе, но он все равно не ожидал, что в этом мире даже такие кровожадные и острые слова, как "Дружба есть дружба, но если ты осмелишься прикоснуться к Гу Юню, я проткну тебя этим мечом", можно сказать в столь совершенно спокойной манере.
Ляо Жань опустил взгляд к своим ногам и взглянул на обувь. Последние несколько дней он так много ходил и бегал, что она потеряла свой изначальный цвет. Он сделал шаг навстречу Чан Гэну и осторожно ответил: "Ваше Высочество благородных кровей, вы очень великодушны и щедры на гуманное отношение к людям. Ваше сердце подобно необъятным просторам неба и земли. Вам не стоит принижать свои достоинства".
На бледном лице Чан Гэна не проскользнуло и тени эмоций, он не двинулся с места, ответив:
— Мужчина, рожденный в этом мире, должен позаботиться о близких, дать им землю и кров. Но если тебе не нужен несчастный клочок земли, что тогда? Зачем смотреть так далеко?
Губы монаха тронула горькая улыбка. Он прекрасно знал, что Чан Гэна не так легко одурачить. У Ляо Жаня не было другого выбора, кроме как клятвенно заверить Чан Гэна в своей правде: "Маршал Гу - опора Империи. Достаточно вытянуть всего один волос, чтобы повлиять на все тело. Как этот монах может осмелиться переступить черту дозволенного"?
Рука Чан Гэна все еще была сжата на рукояти меча:
— Но мастер все еще намерен привести моего ифу в это место.
"Ваше Высочество", - со всей серьезностью заявил Ляо Жань: "Пожалуйста, пойдемте со мной".
Чан Гэн бросил на монаха тяжелый взгляд, убрал руку с рукояти висевшего на поясе меча и с улыбкой сказал:
— В таком случае, благодарю за любезность и простите, что затруднил вас. Мастер развеял мои сомнения.
Если ты не сможешь объяснить, что происходит, мне придется убить тебя.
И тут монах снял с себя верхние белоснежные одежды и вывернул их наизнанку. Внутри ткань оказалась
Совершенно невольно в сердце Чан Гэна возник вопрос - во время их путешествия из столицы в Цзяннань, он никогда не видел, как Ляо Жань переодевался. Его одежды внутри были действительно черного цвета, или это результат того, что он носил своё одеяние слишком долго?
Эта мысль слишком сильно вцепилась в голову юноши, у которого хватало заморочек на тему чистоплотности, и он понял, что он больше не сможет ходить рядом с этим монахом!
Облаченный в "ночные одеяния", Ляо Жань повел Чан Гэна по правому берегу реки Янцзы, затем через Цзяннань, со множеством извилистых речушек и маленьких мостов, и вскоре они прибыли на пристань Великого канала.
Путь между морскими путями Великой Лян и Великим каналом был открыт десять лет назад. Два морских прохода были параллельны друг другу. Это было очень удобно для прибывающих и отбывающих из города кораблей. Торговые суда принесли городку, раскинувшему вдоль побережья, процветание и богатство. Но, за последние несколько лет, из-за высоких налогов, ситуация изменилась не в лучшую сторону и побережье стало казаться несколько запущенным и пустынным.
Однако, худой верблюд больше лошади [1]. Несмотря на столь поздний час, на причале еще было много торговых судов и лодочников.
Ляо Жань махнул Чан Гэну рукой, остановив его. Он сказал: "Впереди дозорные Черного Железного Лагеря, мы не можем идти дальше".
Чан Гэн взглянул на монаха, затем вытащил Тяньли Янь [2] и взглянул в сторону оживленного ночного порта.
Внешне пристань была спокойна. Лодочники и рабочие чинно приходили и уходили. Несколько солдат, которых перевели из гарнизона Цзяннань, стояли на берегу и проверяли прибывшие товары. Но Чан Гэн точно не увидел солдат Черного Железного Лагеря, как и не увидел никаких особых изменений на воде.
Чан Гэн и в этот раз решил не доверять Ляо Жаню. Юноша не задал никаких вопросов и продолжил молча наблюдать за происходящим.
Лодочники продолжали погрузку товаров, упакованных в тонкие деревянные ящики. Перед тем, как отправить груз на судно, крышку каждого ящика нужно было открыть и поместить на ленту, приводимую в движение роторным зубчатым колесом, чтобы офицеры гарнизона проверили содержимое. Проверенные ящики отгружали в дальний конец судна, где товар принимали уже другие рабочие.
Несколько дней назад, Чан Гэн слышал, как местные жители говорили о ситуации на причале - раньше отношение к морским и речным торговым судам было не таким строгим. Введение подобных мер связано с внедрением в сельское хозяйство Цзяннань рабочих марионеток, на содержание которых императорский двор выделял большое количество Цзылюцзиня. Дабы предотвратить любые частные перепродажи топлива, был ужесточен процесс проверки отправляемого товара.
Когда вскрыли очередной ящик, даже на расстоянии сотни чжан Чан Гэн не смог стерпеть отвратительный смрад, поморщившись: