Убийца с нежными глазами
Шрифт:
После того, как Чак повесил трубку, я просидела несколько минут, уставившись на телефон. У меня было такое чувство, что я раскручиваю кинопленку в обратном направлении, кадр за кадром. Даггетт ушел из бара в пятницу вечером в компании блондинки. Они, очевидно, изрядно выпили, много смеялись, бродили вместе под дождем, падали, поднимались. Мало-помалу, квартал за кварталом женщина уводила Даггетта к морю, потом посадила его в лодку и отправила от причала в последнюю в его жизни, короткую прогулку. Женщина обладала каменным сердцем
Я сделала несколько быстрых записей, убрала алфавитный список в верхний ящик стола, сбросила шлепанцы, стянула рубашку, заменила их на юбку и туфли, взяла сумочку, ключи от машины, закрыла кабинет и направилась к своему автомобилю. Я решила начать с Корал. Может быть, она знала, не уехала ли еще Ловелла. Мне припомнился отрывок разговора, который удалось подслушать прошлой ночью, когда я следила за нею и Билли. Корал говорила о какой-то женщине. Я не могла вспомнить, что именно сказала Корал, но такой разговор был. Может быть, Корал видела ту женщину, которую я разыскиваю.
Когда я попала в парк, где стояли автоприцепы, то обнаружила, что один из них слегка освещен, как будто его покинули и оставили свет невыключенным — только для того, чтобы отпугнуть грабителей. «Шевроле» Билли находился на стоянке и был холодным на ощупь. Я постучала в дверь. Через мгновение послышались шаги.
— Кто там? — раздался из-за двери невнятный голос Билли.
— Это Кинзи, — ответила я. — Здесь ли Корал?
— Нет, она работает.
— Могу я с вами поговорить?
Билли колебался.
— О чем?
— О вечере в пятницу. Это не займет много времени.
Последовала пауза.
— Подождите секунду. Что-нибудь накину на себя.
Мгновение спустя, успев натянуть джинсы, он открыл дверь и впустил меня. Больше на нем ничего не было: ни обуви, ни рубашки. Темные волосы нечесаны. Билли давно не работал, но руки и грудь его были хорошо накачены, густая шевелюра обрамляла голову. Внутри автоприцепа был полный беспорядок: разбросанные газеты, журналы, на столе грязные тарелки на две персоны, повсюду банки с консервами, коробки с крекерами, мешки с мукой, сахаром, кукурузой. Бардак был такой, что некуда было приткнуться. И нечем было дышать от сигаретного дыма.
— Простите за беспокойство, — начала я, решив, что застала Билли врасплох. Я сгорала от желания узнать, кто находился в спальне.
— Вы не один?
Билли оглянулся, на лице его появились ямочки.
— Один. А почему вас это интересует?
Я улыбнулась и покачала головой. Меня посетила вздорная мысль о близком контакте с Билли на этих разбросанных по кровати простынях, пахнущих, как и он сам, мускусом и теплом. Его кожа источала запах мужской плоти, и я представила, что может произойти, если все барьеры падут. Я старалась сохранить хладнокровие, но почувствовала, что краснею.
— У меня есть несколько вопросом. Надеюсь, что Корал поможет мне разрешить
— Вы уже сказали это. Но она в баре и будет там до закрытия.
Я разложила юбку и туфли на телевизоре, который оказался единственным свободным местом в помещении.
— Вы не в курсе, это не ее вещи?
Билли рассматривал их, но он был слишком хитер, чтобы клюнуть на эту приманку.
— Где вы их раздобыли?
— Через вторые руки. Мне кажется, вы знаете, кому они принадлежали.
— Вероятно, они имеют отношение к той ночи в пятницу?
— Вот именно. Я разговаривала с водителем такси, который забрал Даггетта у бара в пятницу ночью и отвез его в район причала.
— Ну и что?
— С ним была блондинка. Таксист забрал их обоих. Я думаю, Даггетт встретился с женщиной в баре, поэтому Корал, очевидно, приметила ее.
Билли что-то знал. Это было заметно по его лицу. Он обдумывал услышанное, соображая, что мне еще может быть известно.
Терпение покидало меня.
— Хватит, Билли, говорите правду!
— Я и говорю.
— Нет. Вы начали лгать мне с того момента, как впервые открыли рот.
— Неправда, — горячо заверил он меня. — Приведите хотя бы один пример.
— Давайте начнем с Даг Полоковский. Кто он вам? Брат?
Билли замолчал. Я уставилась на него, ожидая ответа.
— Единокровный брат, — ответил он скупо, без большого желания.
— Продолжайте.
Голос Билли прервался, вероятно, от замешательства.
— Родители разошлись, но официально они не состояли в браке, и моя мать от кого-то забеременела. Мне было десять лет, и все это мне надоело. Я уже начал попадать во всякие истории, начались неприятности, и половину детства и юности я провел в колонии для несовершеннолетних, что, впрочем, прекрасно меня устраивало.
— Вышедший из-под контроля юнец?
— Да, из таких. И очень отчаянный. Но я не был трусом и прихлебалой. Позволил матери нас бросить. А она родила еще ребенка. На большее у нее не хватило ума. Ну и черт с ней!
— И вы никогда не были близки с Даг?
— Чуть-чуть. Я, бывало, встречался с ним, но у нас не было крепких связей.
— А вы и ваша мать?
— Здесь все в порядке. Я все пережил. После смерти Даг мы стали ближе. Иногда так бывает.
— Но вы, должно быть, знаете, что во всем виноват Даггетт.
— Конечно, я в курсе. Мать писала мне и рассказывала, что его отправили в Сан-Луис. Сначала я решил свести с ним счеты. Ради матери или еще чего-то. Но ничего не получилось. Он оказался слишком слабым. Понимаете, о чем я говорю? Все закончилось тем, что я стал почти жалеть его. Я презирал Даггетта, считая его хнычущим ублюдком, каким он был, но я не мог оставить его одного. Джон мучился этим. Мне доставляло удовольствие смотреть, как он корчится, ерзает от стыда. Это и было моей местью, убийство не входило в мои планы. Я в жизни никого не убивал.