Убийца сейчас онлайн
Шрифт:
Пристроившись к похоронной процессии между Люсей и Ленкой, я попыталась придать лицу скорбное выражение. Правда, я не очень хорошо себе представляла, как именно нужно выражать лицом скорбь. На всякий случай закусила губу и опустила глаза. Было очень стыдно перед убитым Вовкой, но горевать по-настоящему именно сейчас, когда это было бы особенно уместно, никак не получалось. Не увязывалось у меня в голове то, что Вовки больше нет, и вот это наше массовое шествие. Как будто все, что сейчас происходило, было совсем по другой причине. Да еще эти Димкины наставления.
И вообще, уместно ли вести разговоры, двигаясь вслед за гробом? Я украдкой посмотрела по сторонам и оторопела. Все мои терзания, похоже, были совершенно напрасны. Большинство людей, меня сейчас окружавших, не озаботились даже вид печальный сделать.
Настоящее горе было там, впереди, где сразу за гробом вели под руки рыдающую в голос Вовкину маму и бледную, опухшую от слез Светлану.
Немногочисленные родственники, одинокие в своем горе, несмотря на солидное число тех, кто шел сейчас за гробом, сбивались в кучку все теснее. Поддерживали друг друга под локти даже без видимой в том необходимости. Жались поближе к своим – к тем, для кого со смертью их мальчика, пусть даже совсем взрослого, закончилась прежняя жизнь. К тем, кому завтра придется жить новой жизнью, а вот насколько страшнее и невозможнее она будет, чем та, прежняя жизнь, не дано пока знать никому из них.
Эти люди цеплялись друг за друга, потому что знали, что это горе пережить в одиночку невозможно. И одновременно пытались отделиться таким способом от тех, кто шел сейчас «отдать последний долг» или «проводить в последний путь». От тех, для кого эти похороны не конец прежней жизни, а только невеселое воскресное мероприятие.
А ведь и я в их числе. Со своим старательно-скорбным лицом и опасениями сделать что-то не так.
Неужели я такая черствая? Ведь я хорошо относилась к Вовке. И мне очень жаль, что он умер таким молодым. Ведь я искренне рыдала по нему в четверг ночью. Что же сейчас-то со мной происходит?
Я повертела головой по сторонам. Окружавшие меня люди, отложив скорбь до момента непосредственно похорон, развлекались кто во что горазд. Четверо разговаривали по телефону, остальные – между собой. Видно, не одна только Люся любительница поболтать среди могил. Две тетушки впереди меня очень оживленно обсуждали недавнюю свадьбу сына. Я, правда, никак не могла понять из разговора, кто же из них свежеиспеченная свекровь? Не может же он, в самом деле, быть сыном обеих одновременно.
Тут я очень кстати вспомнила, что должна добыть для Димыча хоть какую-то информацию, и воспряла духом.
Пусть в том, что я веду себя по-свински на похоронах, будет виноват Димыч. Ему все равно, а мне не так совестно.
Тем более, соседство мое было для этого очень удачным – справа и слева от меня вышагивали две самые активные сплетницы издательского дома «Люкс». Они уже давно порывались вывалить на меня всю доступную им информацию. Нужно было только показать свою заинтересованность.
Я, как могла, показала.
Ух ты! Мне не пришлось даже вопросов задавать. Девчонкам это было совсем ни к
– Кошмар! Такой молодой.
– Ага, ужас! Ему хоть тридцать то было? Или он моложе?
– Здрасьте! В прошлом году его тридцатилетие отмечали. Сначала его – в апреле, потом в июне Совинскому тридцатник стукнуло – мы еще на природу всей конторой выезжали. А в сентябре Барсукова поздравляли.
– Точно! Они же ровесники все. Вот несправедливо – Коненко убили, а эти дальше жить будут. Долго еще.
– Ты что же, хочешь, чтобы их всех убили? Для справедливости.
– Да я не в том смысле. Я к тому, что лет им одинаково, а какая разная судьба! А, кстати, вполне могут и их двоих убить. Неизвестно же, за что Коненко грохнули. Может, скоро и их очередь.
– Может. Если это, например, конкуренты. Сначала генерального убьют, потом коммерческого директора, а потом и главного редактора. Получается, Барсуков следующий.
– Ага, а Совинского тогда последним уберут. Хотя, Витьку жалко, если честно. Может, главного редактора не будут убивать?
– Ну, он же не только главный редактор. Он же и учредитель тоже. Так что, если это конкуренты, то убьют всех.
– Да уж! А зачем конкурентам их убивать?
– Ну как зачем? Чтобы конкуренции не было.
– Так ведь наш журнал не единственный, таких в городе полно.
– Значит, будут всех убивать. С наших просто начали.
– А может, это и не конкуренты. Может, это им мстит кто-нибудь. Ну помнишь, осенью они на кого-то милицию натравили. Или налоговую, я точно не помню.
– Если бы за это мстили, то первого бы Барсукова завалили – это же его идея была.
– Да они-то откуда знают, чья это идея?
– Да про это все знают. Это же ясно – если какая пакость, значит Барсуков придумал.
– Ну да, тогда бы с Барсукова начали. А других можно было бы и не убивать, кстати.
– Тогда получается, что все-таки конкуренты.
– Или они сами друг друга убивают. Менты же не зря их допрашивают. Видно, подозревают.
– Зачем друг друга-то?
– Как зачем? Чтобы доходами не делиться. Раньше фирма троим принадлежала, а теперь будет у одного.
– У кого?
– У того, кто других замочит.
– Получается, кто в живых останется, тот и убийца?
– Ну да! Ой, хоть бы не Барсуков остался! А то ведь совсем работать невозможно будет с этим дураком.
– А вот, если бы мы не рассказали, что он в тот день нам звонил, его бы посадили?
– Наверняка!
– Дуры мы! Надо было молчать. Тогда бы из всего начальства один Витька остался.
– Да может, это и не они! Может, Коненко по другим мотивам убили!
– По каким, например?
– По личным! Может, он обидел кого сильно?
– Коненко не мог сильно обидеть. Он бы извинился.
– Тогда из-за наследства.
– Кто?
– Наследники! Жена его, например.
– Чего у него наследовать-то? Квартиру с машиной? Так она и так ими пользуется. В крайнем случае, могла развестись и имущество поделить.