Убийца великанов 1

Фед Алекс

Погода стояла жаркая и солнечная. Столица задыхалась под властью южной духоты и сухости. Кире так не хватало свежего ветра. Прогуливаясь по внутреннему саду, принцесса показала слугам карточку «Выйти вон», так как другой не было, чтобы приказать им держаться на расстоянии.

Как только прислуга удалилась, сад затопила гробовая тишина. Неестественная и такая плотная, что в ней можно было захлебнуться. Птицы не щебетали, насекомые не жужжали, а листья боялись колыхнуться. Только шорох собственных вдохов

и выдохов, пульс в ушах и нервное сглатыванние напоминали, что это еще не безмолвие Бездны.

— Невыносимо тихо, — буркнула Кира и вспомнила веселую песенку про двух глупых петухов, дерущихся за внимание прекрасной курицы. Слова в не были презабавные а мотив легким и надоедливым, поэтому кухарка целыми днями напевала ее, ощипывая птиц.

— Цып, цып. Полетели! Цып, цып. Неужели… — тихонько вытягивала она самую высокую ноту. — не нужна тебе моя любовь?

Кира с опаской огляделась, вдруг ее кто-то услышит. Но она была в саду одна. Взгляд натолкнулся на шумоподавляющий темпораль на столбике. Чуть в отдалении обнаружился второй. И тогда она запела другую песню, уже не сдерживаясь:

Царь родился совсем некрасивый.

Низкий, хилый, косой и плешивый…

Эту забавную песенку Кира услышала по дороге в Сенторию на постоялом дворе. Что-то из народного творчества. Дальше слова запомнились плохо, поэтому она сбилась и продолжила чуть тише:

И не стал мужчиной

С золотой личиной,

Волчий аппетит тому причиной!

А припев врезался в память так, что при всем желании его было невозможно забыть, как и отделаться от навязчивого мотива, который крутился в голове не один день. Так что дальше пошло уверенно и звонко:

Нравиться, очень нравиться,

Кушать Дейону людей,

Царь хоть — не вор, и не пьяница,

Но, он тиран и злодей!

Мы хотели его ублажить —

Сотню девушек в постель подложить.

Дев красивых, молодых,

Свежих, пышных, озорных…

Последняя строка второго куплета напрочь вылетела из головы. Кира что-то невразумительно помычала, подставила от себя “Наш тиран неделю кушал их” и радостно перешла к любимому веселенькому припеву:

Нравиться, очень нравиться,

Кушать Дейону людей,

Царь хоть — не вор, и не пьяница,

Но, он тиран и злодей!

Ест людей он на обед и на ужин,

Убивают для царя непослушных…

Ммм… Как же там было дальше?

Ммм…

Где же бродит та жена,

Что страшней исчадья зла.

Бездна б нам ее дала!

Нравиться, очень нравиться…

— Ла ла ла-ла-ла… — к ней присоединился чей-то тихий голос.

— Кто здесь?! — Кира вскочила и оглянулась. — Эй?

Никого.

Показалось?

— Я, кажется, уже схожу с ума.

Но продолжать

петь она побоялась.

— Здесь столько роз. Маме бы понравилось. Они всех оттенков, которые только могут быть — желтые, красные, оранжевые, розовые и даже зеленые. Но больше всего белых. Весь дворец утопает в них. А дома только-только распускается горечавка.

Принцесса сделала глубокий вдох, часто заморгала, разглядывая небо, чтобы сдержать непрошеные слезы.

— Еще тут много странных вещей. Например, самых разнообразных темпоралей. Некоторые совершенно глупые, например, вон та большая железная птица.

— Это стальной ястреб, отпугивающий голубей. Вынужденная мера, чтобы отгонять городских паразитов, заполонивших весь Риу.

Кира повернулась к заговорившему с ней прокуратору. Он двигался совершенно бесшумно, она даже не заметила, как он приблизился.

— Добрый день, эээ… извините меня, но я, кажется, забыла ваше имя. Мне так неловко.

— Экселант Грис, Ваше Высочество. Увы, у прокураторов всегда много дел, поэтому мы с вами так толком и не пообщались ни разу. Вы позволите? — не дожидаясь ответа, он с облегчением умостился рядом на скамейке, достал кружевной носовой платок и вытер выступившие капли на лбу. Лисына блестела от пота.

— Мы с вами уже виделись, когда вы только прибыли, — одутловатое лицо прокуратора растянулось в улыбке. — После этого я, к сожалению, не имел возможности продолжить знакомство, так как почти не появлялся в Запретном Городе. Но я не против наверстать упущенное.

Голос собеседника был глубоким и красивым, а речь плавной и ритмичной, словно он привык публично выступать, что не вязалось с такой непривлекательной внешностью.

— Это Брысь.

Лысое ушастое создание щурило зеленые глаза, затем возмущённо мяукнуло и выскользнуло у прокуратора из рук, затем приблизилось к Кире и принялось деловито ее обнюхивать.

— Очень приятно, экселант Грис…и Брысь.

— И мне, Кирана. Вы ведь позволите вас так называть?

— Да, конечно.

Вряд ли у нее есть выбор. Хотя мужчина не казался опасным, Киру напрягало одно его присутствие.

— Бедная Брысь, чем она больна? — сочувственно сказала Кира и протянула руку, и кошка об нее потерлась.

— С ней все в полном порядке, Кирана. Это такая порода, — Свен мелодично рассмеялся, слегка покачнувшись.

— Ясно. Значит, ей не так жарко, как ее меховым собратьям.

Это утверждение вызвало еще один приступ смеха у толстяка. Кира не смогла не улыбнуться, настолько его веселье было заразительным.

— Кроме птицы я еще я видела на подоконниках небольших лягушек, которые иногда квакают.

— Они с гекконами защищают от назойливых насекомых.

Брысь несильно укусила протянутую руку, спрыгнула и устремилась в розовые кусты.

— А что это за темпорали вдоль стен? Как огромные яйца? Давно хотела поинтересоваться.

— Это охранники. Только они спят.