Убийцы Мидаса

Аспе Питер

– Болвана? А я бы не назвала его так, – возразила Ханнелоре, с трудом сдерживая смех. – Он такой брутальный – настоящий мачо. Да, он слишком самоуверен. Но отнюдь не глуп. И к тому же очень привлекательный мужчина.

– Значит, ты находишь его привлекательным? А мне всегда казалось, что у него задница вместо головы, – проворчал Ван-Ин. – Кроме того, он лживый и нечистый на руку тип. Он готов продать родную мать за сотню франков.

– Я слишком хорошо тебя знаю, Питер Ван-Ин. Перестань нести ерунду! – сердито

произнесла Ханнелоре.

Ван-Ин улыбнулся, как проказливый ребенок.

– Закажи мне пахлавы, – с несколько нахальным выражением лица попросил он.

– Прокурор настаивает на том, чтобы это дело расследовали как можно тщательнее, – не желала отступать Ханнелоре. – Оказывается, этот Фиддл был крупным бизнесменом.

– Давай оставим этот разговор, – недовольно глядя на нее, проговорил Ван-Ин. – Но, если хочешь знать мое мнение, то, на мой взгляд, прокурор слишком носится с убийством этого немца. Не думаю, что он бы отнесся к делу с таким же трепетом, если бы убили туриста из Марокко или Мексики. Можешь передать прокурору, что я и пальцем не пошевелю ради того, чтобы найти убийцу этого чертова немца.

– Питер, держи себя в руках, – укоризненно глядя на Ван-Ина, сказала Ханнелоре. – На нас же смотрят.

Парочка за соседним столиком в ужасе уставилась на Ван-Ина. Владелец же ресторана Нико слушал пламенные речи Ван-Ина с одобрительной улыбкой. Во время Второй мировой войны эсэсовцы взяли в плен его отца, а потом хладнокровно убили. Так что Нико, как и Ван-Ин, ненавидел немцев. У него к ним были свои счеты. И ему было плевать на то, как посетители ресторана относятся к словам Ван-Ина.

– Знаешь ли ты, что самый знаменитый сын немецкой земли был в действительности австрийцем? – спросил Ван-Ин, намеренно не понижая голоса.

Парочка за соседним столиком рассмеялась. Но от этого выражение их лиц не стало менее испуганным.

– Ты слышала историю о том, как двое немцев заказывали себе мартини в летнем кафе Лондона сразу после окончания войны? – нисколько не смутившись, так же громко продолжал Ван-Ин.

Люди, сидящие за столиками, вытянули шеи, с интересом прислушиваясь.

– Чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, эти немцы говорили с официантом по-английски, – начал рассказывать Ван-Ин. – Официант спросил их: «Dry?» Как ты знаешь, это слово в переводе с английского означает «сухой» или, как в данном случае, «несладкий». Официант спрашивал, принести им сладкий мартини или несладкий. Но немцы не поняли его. И хором ответили: «Nein, zwei». Они решили, что он предлагает им три порции мартини вместо двух. Drei в переводе с немецкого означает «три».

История, которую рассказал Ханнелоре Ван-Ин, действительно была забавной, но она сочла за лучшее сдержать смех и сердито посмотрела на комиссара. Ханнелоре не любила, когда презрительно относятся к людям другой национальности.

– Нехорошо

с таким презрением отзываться о немцах, – укоризненно глядя на Питера, произнесла она.

– Ну что ты, Ханне. Я же просто пошутил, – примирительно погладив ее по руке, сказал комиссар.

– Ты всегда так говоришь, Питер Ван-Ин, – продолжая делать вид, что сердится, заметила Ханнелоре.

В этот момент появился Нико с огромной порцией пахлавы.

– Это подарок от нашего заведения, – с дружеской улыбкой объявил грек. История Ван-Ина, в отличие от Ханнелоре, ему очень понравилась.

– Фиддл работал на «Киндерман». Это – самая крупная туристическая компания в Европе, – сообщила еще неизвестную Ван-Ину информацию Ханнелоре. – Приехав в наш город, он остановился в отеле «Дук де Бургоне», который расположен на Хуиденветтерс-сквер. Комиссар Крус и его коллеги осмотрели личные вещи Фиддла и нашли там несколько очень необычных фотографий.

С этими словами она вытащила из своей сумочки серовато-коричневый конверт, на котором крупными буквами было написано «Министерство юстиции».

Это фотография скульптуры «Мадонна Брюгге» Микеланджело? – чуть было не спросил Ван-Ин, но счел за лучшее промолчать.

– Что ты об этом думаешь? – спросила Ханнелоре и выложила на стол дюжину фотографий.

– Этот немец питал слабость к польдерам. Только и всего, – сказал Ван-Ин, взглянув на фотографии. – Ему нравилась бельгийская природа. Я не вижу в этом ничего подозрительного.

Ван-Ин задумчиво смотрел на фото фламандского фермерского домика и автострады, залитой неясным светом фонарей.

Судя по всему, эта трасса соединяла порт Цибрюгге с районами, расположенными вдоль прибрежной полосы. Она чем-то напоминала гремучую змею.

– Так что ты об этом думаешь? – повторила Ханнелоре.

Ей было любопытно, что скажет Ван-Ин по поводу этих фотографий.

Ван-Ин еще раз взглянул на фотографии. Все они были сделаны недавно и выглядели вполне невинно. Во всяком случае, комиссар ничего особенного в них не увидел.

– Честно говоря, Ханнелоре, я не вижу связи между этими фотографиями и убийством Фиддла, – задумчиво проговорил комиссар. – Мне кажется, это что-то вроде сувениров. Подобные фотографии туристы делают на память о стране, в которой им довелось побывать.

Тогда Ханнелоре достала из сумочки пожелтевшую монохромную фотографию и протянула ему.

– А что ты скажешь насчет этого?

– Это же «Мадонна!» – воскликнул комиссар. – Это фото тоже нашли в гостиничном номере Фиддла?

– Не разыгрывай дурака! Ты прекрасно знаешь, откуда эта фотография, – возмутилась Ханнелоре.

Ван-Ин ничего не ответил и принялся есть пахлаву. Несколько минут Ханнелоре терпеливо ждала, пока комиссар справится с лакомством и опять будет в состоянии говорить.