Убийственная лыжня
Шрифт:
Вилли Ангерер подошел к высокому столу и принялся молча есть. Дверь распахнулась, впустив немного весеннего воздуха, и вместе с ним запыхавшегося Манфреда Пенка, сельского психолога, как его называли, укротителя упрямых спорщиков, своего рода стекольщика, восстанавливающего деловые отношения.
— Там наверху у Шахена, — с трудом выдохнул он, — там наверху у Шахена…
Пенк не смог договорить, ему нужно было перевести дыхание. Он был интеллигентом, образованным, как говорят здесь, и спортивных достижений от него не ожидали. Может быть, он пробежал двадцать шагов и уже едва переводил дух. И тем не менее. В таком естественном кругу в Баварии обязательно должен был присутствовать человек с высшим образованием, уже первый Виттельбахский правитель Отто I держал при дворе астрологов и
— Там наверху у Шахена, — сказал Пенк еще раз, тяжело дыша, и сел, глотая комок в горле, — сошла лавина. Много людей засыпало. Мне только что рассказал один горноспасатель.
— Местные? — спросил Ангерер.
— Нет, это люди от этого ненормального агентства организации праздников, «Impossible», или как там его. Больше я ничего не знаю.
— Да. Что-то должно было случиться, — сказали Тони Харригль и Вилли Ангерер почти одновременно.
Ильзе Шмитц неслась навстречу пропасти. Ей нужно было спрыгнуть. Поле было скользким, кое-где торчали пни. Еще тридцать метров. Надо было расстаться с этой проклятой повозкой! Еще двадцать метров. Она крепко обхватила ружье и прыгнула. Когда падала на землю, она опиралась на ствол винтовки и смогла таким образом немного смягчить падение. Она проскользила в опасной близости от торчащих пней, ей как-то удалось упереться стволом в мокрую траву, и, наконец, она остановилась и смогла посмотреть на жуткий спектакль из партера. Рогатые сани неслись к краю горного пастбища и полетели, неуправляемые, без Ильзе, вниз в долину. Сама она замерла всего в нескольких метрах от пропасти и теперь сидела, опираясь на ружье и дрожала всем телом. Она считала двадцать один, двадцать два, потом услышала внизу отвратительный грохот. Дерево по металлу, металл по стеклу. Осколки разлетались, один обитый бархатом подлокотник, взлетев высоко в воздух, снова упал вниз, но все равно она была спасена. Она была жива. Ильзе Шмитц расслабилась, хотя старая солдатская мудрость — не расслабляйся слишком рано. Она все еще держала в руке ружье, свою опору, свой тормоз. Она держала его крепко, судорожно, и когда повернулась в сторону, задела спусковой крючок серебряного ружья. Грохот был ужасный, сильной отдачей ее бросило на землю. И она даже не сразу поняла, что произошло. Она прострелила себе ногу.
34
Он-лайн издание газеты «Цугшпитценкурир»:
— Ваше мнение по поводу происшествий у приюта Шахен? И что вы думаете по поводу «Шахенского дьявола»? — эти вопросы мы задали он-лайн и получили много откликов граждан:
«Праздники с приключениями в Шахене! Теперь мы наконец знаем, на что уходят деньги на фирмах! Вместо того чтобы организовывать для менеджеров курсы, где они могут научиться, в чем состоит разница между брутто и нетто, они выезжают на прогулки и транжирят деньги такими сомнительными мероприятиями. Это просто свинство! Я очень симпатизирую этому „Шахенскому дьяволу“. Продолжать в том же духе!»
«У этой ненормальной фирмы я больше ничего не буду покупать. Если они там все такие идиоты! Может быть, „Шахенский дьявол“ от их конкурентов?»
«Ты только посмотри: к этим любителям эксклюзивного туризма горноспасатели тут же прискакали! Когда мы однажды заблудились во время похода, я, мой муж, двое детей и собака, то горноспасатели появились только через два часа. Так любезно относятся горноспасатели к семьям».
Он-лайн издание газеты «Цугшпитценкурир»:
— Ваше мнение по поводу происшествий у приюта Шахен? И что вы думаете по поводу «Шахенского дьявола»? — эти вопросы мы задали вчера он-лайн. Несколько известных общественных деятелей нашего округа также высказали свое мнение. Вначале бургомистр города:
«Прискорбный
«Это следует рассматривать дифференцированно. Участники подвергались опасности, что собственно и привлекает в таких мероприятиях. Приключение закончилось сравнительно благополучно, и это надо помнить в первую очередь. Кроме несчастной женщины, которую засыпало снегом, все закончилось хорошо».
«Не считая того, что новое слово, которое было образовано в связи с этим свершившимся нападением, по официальным „Правилам немецкой орфографии“ (§ 47 „Сложные слова с одним именем собственным или географическим названием в качестве наименования вида“) пишется не через черточку („Schachen-Teufel“), а слитно („Schachenteufel“), потому что в данном случае это сложное слово с первоначальным географическим названием используется как наименование вида), я все же думаю, что наша славная полиция скоро во всем разберется».
«Повесить их надо, мерзавцев! (Надеюсь, сейчас хотя бы правильно написано?!)»
«Подъем в горы — это вам не хальма».
35
— Шеф, у вас есть несколько минут для интервью? На улице уже ждут несколько журналистов.
— Пожалуйста, отправьте их в пресс-службу.
— У нас есть пресс-служба?
— Нет, но этим мы выиграем немного времени.
— То есть я их обнадежу.
— Да, сделайте это.
Йоганн Остлер, который только что просунул голову в дверь, снова вышел и терпеливо объяснил журналистам, почему, например, следственную группу во главе с комиссаром Еннервайном называли именно СГ «Куница». Нападение «Шахенского дьявола», как он теперь везде назывался, было у всех на устах, общественность ждала результатов. Йоганн Остлер мужественно удерживал позицию, отвечал на одни и те же вопросы и отбивал атаки журналистской своры. Поэтому в совещательной комнате полицейского участка не было времени для перекуров без курения. Здесь судорожно работали. У каждого из группы были фотокопии предыдущих пяти писем Куницы, каждый знал их теперь наизусть. Николь Шваттке проделала всю работу, выловила первые четыре письма с уведомлением из главных архивов различных полицейских служб. Все были написаны от руки — и именно поэтому их не приняли всерьез.
— Мы придерживаемся нашей прежней линии, — сказал Еннервайн. — Пока мы на сто процентов не будем уверены, что Шахенское покушение связано с новогодним покушением, мы ничего не будем сообщать общественности. А это только для вас, Мария: вы рискнете сделать первый анализ?
— Надеюсь, вы не ждете от меня чудес, — начала Мария, — так как для точного установления профиля личности еще слишком рано. Но то, что при чтении этих писем сразу бросается в глаза — и вероятно, должно бросаться в глаза, — это слишком много информации. Он заваливает нас возможностями, кем он мог бы быть, и именно этим он отводит наш взгляд от его действительной характеристики.
— Есть ли примеры такого рода признательных писем? — спросил Штенгеле.
— Такое мне неизвестно. Он насмехается над нами и над работой полицейских. Наверняка такое бывало и раньше. Но он насмехается над самой спецификой работы. Я не слышала еще ни об одном случае, где бы кто-то так четко очерчивал наши границы.
— Может ли это быть кто-то из полицейской службы? — спросила Николь Шваттке. — Ушедший досрочно на пенсию и поэтому разочарованный бывший коллега? Или уволенный по какой-то причине госслужащий?