Убийственная осень
Шрифт:
— Послушай, кто это фыркает? — Действительно, за песчаной косой, покрытой кривыми березами, кто-то отдувался, фыркал и плескался.
— Это, наверное, белуха, — предположила Васса, — мне говорили, они тут водятся. Это такие большие дельфины, совсем белые.
— Пойдем посмотрим.
Но это оказался совсем не дельфин, а спасатель, тот самый. День выдался теплый, солнце здорово грело, и он отважился залезть в ледяную воду. Он, правда, зашел в море только по пояс и теперь плескал на себя водой, фыркал и отдувался. Наверное, плавок у него не было, а в мокрых трусах ходить потом было неохота, так что в воду он залез
— Гляди, что щас будет, — шепнула она Вассе и на цыпочках направилась к валуну. Парень стоял спиной к берегу и видеть ее не мог. Так что Овчарка без труда завладела его одеждой и только тогда громко свистнула. Парень обернулся и инстинктивно отступил подальше на глубину.
— Ну ты! Быстро положила на место! — заорал он.
— Я бы на твоем месте была повежливей, — крикнула в ответ Овчарка, — не то пойдешь в поселок в чем мать родила и тебя в каталажку к алкашам посадят за эксгибиционизм. Если хочешь, можешь, конечно, вылезти и продемонстрировать нам свое достоинство. Ну, если ты вылезти не хочешь, стало быть, это не достоинство, а недостаток, правда, Васса? — И Овчарка заржала.
Парень ругался, хоть святых выноси, но с места не двигался.
— Я тебе верну все, только с условием! — крикнула Овчарка, как только парень умолк, чтобы отдышаться и снова начать орать. — Ты тут говорил, что мне в психушке самое место. Еще ты сказал, что мой любимый папа умалишенный, а моей лучшей подруге тоже лечиться надо. Так вот, мы тихо-мирно разойдемся, если ты скажешь: «Извините меня, пожалуйста, все трое. Я был не прав и все свои слова беру обратно. Я урод и матерщинник, и все-таки я обидеть вас не хотел». Тогда получишь штаны.
Парень разразился опять потоком брани. Добрая Васса сказала:
— Овчарка, ты его заморозишь. Отдай ты ему шмотки.
— Ладно-ладно, — буркнула Овчарка и крикнула парню: — Вот тут подруга говорит, что как бы ты себе причиндалы не отморозил, как тот монах-праведник, который с похотью боролся. Ладно, скажи просто: «Извини», и мы в расчете. А то потом я еще и виновата буду.
Ну а парню деваться некуда — ног уже не чувствует. Прорычал: «Извини». Овчарка положила шмотки и еще съязвила напоследок:
— Какие миленькие трусики, в синюю полосочку. Что, все спасатели такие носят? Пойдем, Васса.
Они скорым шагом пошли к поселку, а парень, с трудом натягивая штаны на мокрые ноги, орал вслед Овчарке: «Вот только попадись мне, стерва!» А та ему в ответ прокричала:
— Иди и обдумай как следует свою месть… ха-ха, грея руками свои яйца! — К Овчарке снова вернулось хорошее настроение.
— Тебе это зачем надо было? — спросила Васса. — Чего ты к нему прицепилась? Он нормальный парень.
— Я знаю, что нормальный. Вот захотелось поиздеваться, и все. Мне очень понравилось. Жаль, я не знаю, когда он опять пойдет купаться. Хватит мне пенять. Я и так знаю, что ты — моя совесть.
— Опять твой инфантилизм. Стало быть, он тебе нравится.
— Ни грамма, поверь мне. Какой-то он невыразительный.
— Конечно невыразительный. Точнее, белый, потому что замороженный.
Подруги рассмеялись, а после Овчарка сказала:
— А знаешь
— Смотри, не привези себе с острова спасателя в качестве сувенира.
— А у меня на этот счет комплексов нет. Это все бабы из нашей редакции только крутых мэнов привечают. Они на всех, кто ниже генерального директора, и не смотрят. А эти столичные мэны в дорогих рубашках все избалованные и зазнавшиеся. Я не знаю, о чем с ними и разговаривать. Да они ко мне и не цепляются, видят, что я не их поля ягода. Хоть и работаю в таком приличном месте. Помню, как-то был у одной нашей бабы-рекламщицы день варенья. Пирушка на работе — это когда сдаешь несусветные деньги, а потом сидишь и со скуки помираешь. И какой-то прицепился, из этих. Спрашивает, а можно я вам напишу на электронный адрес? Я говорю, а у меня и адреса-то нет. Мне на работе и так этот Интернет надоел. А чтобы с кем-то поговорить, так на то телефон есть. Я как сказала, что у меня адреса нет, все на меня так уставились, словно у меня узоры на лице нарисованы. Ну и пижоны, думаю. Неиспорченного мальчика найти очень сложно. У меня идейка. Ты знаешь, что тут рядом, в часе езды на катере, есть островок, Мефодиевский называется.
— Знаю. Там старые скиты. Туда мирских не пускают.
— Ну вот, слушай. Туда еженедельно этот самый отец Панкратий возит паломников. Мне там у крыльца старцева одна женщина рассказала, что на эту экскурсию записывают в главном храме в свечном ящике. Конечно, надо быть для этого паломником и иметь письменное благословение своего духовного отца. Но его редко кто просит показать. Улавливаешь мысль? При виде святынь отец Панкратий размякнет, мы его и расспросим как следует, — сказала Овчарка.
— Да он нас узнает в два счета, мы тогда в каюте с ним нос к носу сидели.
— Ну узнает, так просто не возьмет, и все. Ничем не рискуем.
— Как же, не рискуем. Нам здесь еще две недели жить. Хочешь, чтоб нам вслед верующие пальцем показывали и шипели «самозванки, блудницы», чтоб нас в монастырь не пускали больше?
— Вот увидишь, все будет как по маслу. Сейчас пойдем домой, переоденем юбки. У тебя есть длинная юбка, лучше темная?
— Есть. Мне, Овчарка, эта авантюра не нравится. Нас анафеме предадут.
— Не преувеличивай. У меня тоже юбка есть длинная. Надень самую строгую кофточку, платок на голову — вот и вся конспирация. И все время глаза опускай — им это нравится.
И подруги скоренько сбегали домой и вернулись в монастырь. Вошли в главный храм. Служба давно кончилась, и народу не было, только за свечным ящиком стояла пожилая, маленького роста женщина.
— Повторяй все за мной, — прошептала Овчарка Вассе.
Они перекрестились у входа, подошли ближе к иконостасу, долго молча там стояли, шевеля губами, будто молясь, и кланялись. Честно сказать, Овчарка и вправду молилась. Чтобы ей убийцу найти, вернуться благополучно домой, помириться с мамой, может быть, найти какого-нибудь хорошего мальчика. После Овчарка приложилась к иконе Троицы, потом к здешней чудотворной иконе Богородицы в серебряном окладе, рядом с которой на ниточке висели женские кольца, золотые и серебряные, — дары прихожан и приезжих Святой Деве в благодарность за помощь. Васса сделала то же. Потом они даже отвесили несколько поклонов, встав на колени.