Убийственная осень

Клевалина Наталия

Овчарка стала раздражаться.

— Раз она действительно святая, то услышит наши молитвы и отсюда, — ответила она.

— И не стыдно, пожилые идут, а из вас уже и дух вон.

— Не стыдно, — буркнула Овчарка, разозлилась и только приготовилась нагрубить старухе, как отец Панкратий поравнялся с ними и поглядел на Овчарку так, что она поежилась. Она вскочила, Васса за ней.

Они пошли рядом с отцом Панкратием, стараясь не отставать. Овчарка все выбирала удобный момент, чтобы заговорить с ним. Отец Панкратий рассказывал о здешнем чуде — крестообразной березе, а старушки задавали ему вопросы.

«Чтоб

она пропала, береза эта. Ну, крестом, так по мне, хоть кругом», — думала Овчарка.

Наконец старушки ушли вперед. Так что замыкали экскурсию только отец Панкратий, женщина, с которой он ехал тогда на «Святителе Николае», Овчарка и Васса. Они из леса вышли на поле, где стоял большой мокрый стог. Васса и Овчарка по очереди попили из термоса и предложили чаю своим попутчикам. Женщина отказалась, покачав головой. Овчарка уже сомневалась в том, что она может говорить. Женщина смотрела себе под ноги угрюмыми глазами, как можно ниже натянув на лицо темный платок. Отец же Панкратий с явным удовольствием выпил две пластмассовые чашечки чаю и поблагодарил. Разговор все не получался. Овчарка не знала, как надо говорить с попами. Наконец Овчарка, подумав, что, может, стоит начать с погоды, сказала:

— А какой был тайфун ужасный, правда? Хорошо, что прошел мимо нас.

Отец Панкратий с ней согласился. Но тут же он прямо на глазах изменился. Он размахивал руками и брызгал слюной от возмущения — как можно было пустить в монастырь этих развратниц, которые живут в противоестественном, блудном грехе.

— Но в храм-то их не пустили, — возразила Овчарка, — все же сидели в хозяйственном помещении, это не так уж и страшно.

— Страшно! — злился отец Панкратий. — Сегодня они в хозпомещении, завтра они в храме совокупляться будут!

— Но их могло всех смыть в воду вместе с домами, — возразила Васса.

— Смыло бы, очистил бы землю Господь от них, для всех благо было бы!

— Сомнительно, — сказала Овчарка, — я вот маленькой как-то в деревню к бабушке поехала. У нее была настоящая русская печь, и там жили тараканы. Они везде ползали, а однажды один залез ко мне в кровать. А я их так боялась — маленькая все-таки. И вот я давай визжать. Бабушка пришла, говорит: «Что ты кричишь, раз их Бог создал, значит, нужны они. Они тоже жить хотят. Погляди — он сам тебя испугался». Вот я тоже так думаю, как бабушка.

Однако отец Панкратий все не мог успокоиться, не слушал никаких Овчаркиных доводов и злился еще пуще прежнего. Он говорил о том, что теперь есть нужда в воинах Христовых, которые будут приводить грешников к раскаянию не словом, а силой. Что дьявол теперь так силен, что против него надо бороться с оружием в руках.

Васса пихнула Овчарку в бок и шепнула ей, чтобы она замолчала — его все равно не переделать. Они миновали поле и снова пошли лесом, вдоль пруда с кувшинками. Пруд Овчарке так понравился, что она попросила Вассу сфотографировать ее «мыльницей» на бережке. Васса сделала несколько снимков.

— Очень хорошо, — сказала она, — прямо Аленушка.

Когда они бегом догнали отца Панкратия, оказалось, что он все еще ругается, а его спутница его слушает по-прежнему молча. Овчарка не выдержала и сказала громко:

— А злиться — грех.

На это отец Панкратий разразился очередной обличительной речью. Когда он на минутку умолк, она спросила его:

— А

вот если бы вам надо было только пальцами щелкнуть и тогда все эти женщины исчезли бы с острова, взяли бы и пропали, вы бы так сделали?

Отец Панкратий ответил, что конечно бы так и сделал.

— Но ведь это получается убийство, разве не так? — спросила Овчарка.

— Я такой грех на душу возьму, чтобы другие люди в грех введены не были. Если своей душой надо для их спасения пожертвовать, я это сделаю.

Некоторое время все молча шагали по грязи. В двухстах метрах от скита дорога стала подниматься на холм. Когда они взобрались наверх, Овчарка увидела большую долину с пестрыми лугами и прочих паломников, цепочкой растянувшихся впереди. Наверное, от такой картины отец Панкратий немного остыл. Скоро он совсем спокойно рассказывал своей молчаливой спутнице и подругам о том, что иноки, которые поступали в скит, привозили из своих родных мест семена трав и сеяли их на этих лугах. Овчарка набрала букетик незабудок и пристроила их за отворот своей шапочки-чеченки. И вот, когда не более ста шагов осталось до скита — большой ободранной каменной церкви и деревянного двухэтажного корпуса, Овчарка решила, что пора спросить напрямую, и сказала отцу Панкратию:

— А вы не слышали про Шуру Каретную, это такая скандальная телеведущая, она сюда недавно приехала? И даже, по-моему, на одном катере с вами?

— Нет, не слышал. Я каждую блудницу знать не обязан.

— Ну как же, она еще в красном пледе сидела…

И вот тут-то эта молчунья как упадет. Овчарка подумала, что она споткнулась на скверной дороге, но она все не вставала. Скоро выяснилось, что женщина лежит в обмороке. Они втроем усадили ее на большой валун у дороги. Васса побрызгала ей в лицо чаем из термоса, Овчарка развязала ей платок на голове и похлопала по щекам. Женщина тут же открыла глаза и посмотрела вокруг испуганно. И сразу надвинула платок обратно каким-то стыдливым жестом.

— Это она, наверное, от голода, — сказала Васса, — дорога-то непростая.

Отец Панкратий спросил женщину:

— Ты что сегодня ела?

Та ответила «ничего» так тихо, что все трое с трудом ее услышали.

— А вчера? — не отставал отец Панкратий.

— Гречку, в обед, — так же тихо сказала паломница.

— Нет, так не годится. Поститься надо в меру, а ты вон какая тоненькая. Попроси у батюшки своего послабления, как вернешься. Подвиги духовные сил требуют.

Овчарка обмахивала женщину своей шапочкой. Они снова было двинулись в путь, когда женщине стало лучше, как вдруг отец Панкратий посмотрел на Овчарку с непокрытой головой долгим пристальным взглядом и сказал:

— Это ведь вы обе были тогда на «Святителе Николае». И ты еще подралась со своим родным отцом.

Будь на месте Овчарки, например, Груша, она наврала бы, конечно, с три короба. Но Овчарка только вздохнула и сказала:

— Да, это были мы.

— Обманом к паломникам пристать! Да, наверное, вы из этих грязных женщин, которые в грехе живут друг с другом. И я вас сюда, в скит, привез, к преподобной Ефросинье! Куда матушка Мария только смотрит!

«Матушка Мария, наверное, та женщина из-за свечного ящика. Эх, будь я пробивная, как Груша, — подумала Овчарка, — у меня б жизнь была другая. Наглость — второе счастье, не зря говорят».