Убийственно красива, или Кто развел светскую львицу

Раевская Полина

Правда, происходящему могло найтись еще одно объяснение – от полиции попросту скрыли и это преступление. Где-нибудь на дне морском лежит прекрасный юноша Маноло, а в его доме идеальную чистоту и порядок наводят люди Селиверстова.

К счастью, пребывать в неведении мне пришлось недолго: вскоре раздался стук в дверь, и, не дожидаясь ответа, в комнату вошел Александр Константинович собственной персоной.

Никаких объятий, никаких жарких поцелуев. Сухое приветствие кивком головы – вот все, чего я удостоилась.

– Привет! Как ты себя чувствуешь? – деловито поинтересовался он. Дежурное приветствие, стандартный вопрос. Как будто

ему и впрямь это интересно.

– Нормально. – Голос предательски задрожал, и я закусила губу, стараясь скрыть охватившее меня волнение. И когда я научусь скрывать свои эмоции? Как бы мне хотелось выглядеть так же спокойно и уверенно, что и Селиверстов. Но я зря старалась – тот ничего не заметил.

– Ну, и славно, – торопливо произнес он и развел руками. – Вот видишь, что получилось? А я ведь просил тебя не соваться в это дело.

Прекрасно! Я же еще и виновата!

– Ну, извини, – произнесла я обиженно и поджала губы.

– Да ладно, чего уж там, – глаза Селиверстова смеялись, он, похоже, просто издевался. Поняв, что моя демонстрация характера нисколько не трогает шефа, я решила прекратить игру и задала интересовавшие меня вопросы:

– Какие новости? Удалось что-нибудь выяснить?

– Пока немного. – Селиверстов уселся в стоявшее напротив кресло и закинул ногу на ногу. – Мы проверили всех друзей Маноло, поговорили с Давидом – тем самым бандитом, через которого удалось выйти на Адриана, прощупали брата официанта, ни-че-го. Никаких зацепок. Так что я все больше склоняюсь к мысли, что это кто-то из своих.

– То есть? – Не могу сказать, что подобная версия сильно меня удивила. В этом гадюшнике никому нельзя доверять. Но надо же было что-то говорить. Между тем шеф решил ответить:

– То есть я подозреваю, что это кто-то из моего непосредственного окружения все организовал.

Да ну! А парень, оказывается, настоящий гений!

– Степанов? – назвала я первую же пришедшую на ум фамилию.

– Может быть… Хотя я почти уверен в том, что он мертв, ведь Маноло он, кажется, по-настоящему любил. – На последнем слове Селиверстова аж передернуло. Интересно, что это? Неприязнь к секс-меньшинствам или неверие в существование глубоких, искренних чувств в принципе? – Любил, – повторил Селиверстов задумчиво, – в отличие от того, кто застрелил юного красавца.

– А что, кстати, с его телом?

– В смысле? – Селиверстов искренне удивился. – Полиция приступила к расследованию, тело в морге. Ну, или где ему там полагается быть.

Вот так-так. Только выпуталась из одной истории, а теперь имею все шансы по уши увязнуть в другой.

– То есть мне в скором времени ждать повестку на допрос? – кисло поинтересовалась я.

– Нет, о нашем с тобой присутствии на месте преступления никому не известно. Перед тем как вызвать представителей сил правопорядка, мои люди тщательно прибрались в доме. Ни отпечатков пальцев, ни следов твоей крови, ни записей с камер видеонаблюдения.

– А в доме были установлены камеры? – Я встрепенулась.

– Да, но к тому времени, как мои ребята туда прибыли, все записи уже были уничтожены преступником.

Мне не удалось скрыть разочарование. Заметив это, Селиверстов усмехнулся:

– Не переживай. Время есть, преступник обязательно как-нибудь себя выдаст. Беда в том, что я вообще никому не могу теперь доверять. О нашей поездке к Маноло знали только свои. – Селиверстов помолчал, а потом добавил

виновато: – Ты уж меня извини, пожалуйста, что так все вышло. Больше я такой ошибки не повторю. До конца расследования будешь сидеть дома под надежной охраной.

– Это под какой? Под той, которой ты не доверяешь? Позволь уж мне самой распоряжаться своей жизнью.

И тут меня осенило! Надо же! Получается, Селиверстов не доверяет никому, кроме меня! Ведь я единственная, кого он взял с собой на ТУ встречу. Приятно было безумно. Пусть эта поездка и стоила мне здоровья.

– И что же? Ты теперь совсем в одиночку ведешь расследование?

– Да нет, кое-что доверяю ребятам. Но всегда поручения раздаю группам, перемешивая их членов. В итоге утаить информацию вряд ли получится, если только не все мои люди в этом замешаны. А это, как ты понимаешь, маловероятно. Ну, и, конечно, на наиболее важные встречи отправляюсь в одиночку.

– А кто проверяет твоих людей?

Селиверстов огляделся по сторонам и поднял глаза к потолку. Понятно – и у стен есть уши.

– Марго сказала, что мне придется еще неделю полежать, но я не собираюсь столько в постели валяться. И не спорь, пожалуйста. – Я решила пресечь даже попытки возражений. – Ты мне теперь вдвойне должен. Так что как только смогу шевелиться, я хотела бы вновь оказаться в гуще событий. Иначе с ума сойду от безделья.

Селиверстов кивнул. Хм, понимаю, мне не угодить, но что поделать, если эта его покладистость кажется невероятно подозрительной.

– И никакого снотворного! – взмолилась я. – Пожалуйста! В конце концов, это же вредно для здоровья.

Шеф усмехнулся:

– Пулевые ранения тоже не очень способствуют повышению иммунитета. – И добавил торопливо: – Но обещай хотя бы не торопиться?

– Честное пионерское, – я снова незаметно скрестила пальцы.

Но обещание свое сдержала. Неожиданно оказалось, что валяться в постели не так уж и плохо. Тем более если ежедневно получать полную и исчерпывающую информацию о ходе расследования от Селиверстова. Мы с ним подолгу беседовали на самые разные темы, в том числе и личные. Так, например, я узнала, что Марго – его давняя подруга, с которой он знаком еще с институтских времен. Они познакомились на какой-то студенческой вечеринке и сразу подружились. Оказалось, что женщина никогда не была замужем, но воспитывает дочь. Мне было ужасно любопытно, всегда ли их отношения носили платонический характер, но, разумеется, задавать этот вопрос мне в голову не пришло. Но, судя по тому, КАК мой врач смотрела на Сашу (кстати, так его называла только она), я понимала, что, по крайней мере, с ее стороны имеется нечто большее, чем дружба.

Что касается Селиверстова, то его чувства оставались загадкой. Временами я ловила в его взгляде, обращенном ко мне, глубокую нежность, но уже секунду спустя понимала, что это не более чем мое разгулявшееся воображение.

Вскоре я начала потихоньку вставать и даже передвигаться по комнате. Любой резкий порыв отдавал болью в правом боку, поэтому движения мои стали мягкими и плавными. Но все течет, все меняется, и уже через неделю я совершила свою первую вылазку на улицу. Приурочила я ее специально ко времени, когда Селиверстов отсутствовал – не хотела, чтобы он видел, как я плетусь, согнувшись в три погибели, шаркающими старушечьими шагами. Передвигаться самостоятельно пока не получалось, поэтому пришлось воспользоваться помощью персонала.