Убийство девушку не красит

Ульянова Лидия

– Просто тогда, в самолете, так было нужно. Веришь?

– Верю, – уныло подтвердила она.

– Простишь?

– Ну, нельзя так нельзя, – со вздохом неудовлетворенного женского любопытства покладисто отозвалась она. И сама тут же не выдержала: – Сереж, это тайна какой-то твоей женщины?

Сергей, затягиваясь сигаретой, засмеялся.

– Нет, в моей жизни никакие тайны ни с какими женщинами не связаны. По крайней мере, так было еще недавно.

И, чтобы как-то переменить скользкую тему, он состроил страшное лицо и спросил дурашливым, загробным голосом, растягивая слова:

– А у тебя есть страшная тайна?

Катя вздрогнула: страшная

тайна у нее была. Ее личная страшная тайна. Тайна, которую она не собиралась раскрывать даже ему. По крайней мере, пока. Ведь невозможно же повернуться и мило проговорить ему в лицо: из-за тебя, мой дорогой, я больше двух месяцев провела на нарах. Из-за тебя и твоей «не твоей» тайны, в которой, по твоим уверениям, нет ничего криминального и интересного. Я, Сережа, зэчка. Я видела такое, что нормальному человеку и видеть-то не полагается. У меня до сих пор при лязгании металла о металл по спине мурашки бегут. Мне иногда камера снится, и я просыпаюсь в испарине. Великое, огромное унижение неволи. Я и сейчас еще обвиняюсь в преступлении, которого не совершала, у меня суд впереди и все такое. Ты и только ты – причина моих бед и несчастий. А ты узнаешь о моем прошлом и скажешь: прости, мне с тобой не по пути, я привык иметь дело с правильными женщинами… Чистоплюй принципиальный!

Катя нараспев произнесла как можно веселей:

– Да, у меня есть страшная тайна. Но пусть все будет по-честному: у каждого по одной маленькой страшной тайне.

Голос ее сорвался, предательски дрогнул.

– Что с тобой? – заволновался Сергей, теснее прижимая ее к себе.

– Комар укусил, – нашлась Катя и демонстративно принялась тереть ни в чем не повинную ногу. И тоже поскорее увела разговор, удачно, ко времени вспомнила: – Сережа, у меня ведь твой пакет остался. Ты прости, я его открыла. Честное слово, я не читала. Только чуть-чуть, начало и конец, чтобы понять… Такие красивые письма. Чьи они?

– Катькин, неужели они у тебя?! Я ведь должен был догадаться. Вспомнить должен был… А я даже не вспомнил, решил, что потерял их. Если бы ты знала, как я себя проклинал. Не знал, как выпутаться из ситуации. Это, Катя, письма моего отца моей матери. Ты мне их отдашь? Где они?

– У меня дома лежат.

После выхода из тюрьмы ей вернули все ее документы, а также пакет никому не нужных старых писем.

– Кать, я маме позвоню, ладно?

Сергей действительно очень мучился все это время из-за потерянных писем. Корил себя за чрезмерное пьянство, чувствовал дикую вину перед матерью, перед отцом, а сейчас стремился поскорее наверстать, исправить ошибку.

Он набрал номер матери.

– Мама, привет. Как ты? Как себя чувствуешь?… У меня все хорошо. Просто замечательно… Да не шучу я, правда, все лучше всех. Мама, что ты завтра делаешь?… Нет-нет, не переноси, раз договорилась. А послезавтра?… Тогда послезавтра жди в гости… Нет, мамуля, ничего не случилось. То есть ничего плохого. Даже, я бы сказал, наоборот. Я тебе подарок привезу… Не скажу, сама увидишь. Я? Я думаю, что тебе понравится. Очень надеюсь, что понравится… И, вот еще что, ты имей в виду, я не один приеду… С женщиной… Нет, ма… И очень тебя прошу, веди себя прилично…

На последних словах любопытство уже вовсю распирало Катю. Что это там за мама такая, если ее при встрече с женщинами уговаривают вести себя прилично? Нет, Катя не боялась. Она ценила себя достаточно высоко и искренне считала, что ее не стыдно показать даже самой придирчивой маме. Ну да, не звезда, не топ-модель, не писаная красавица,

но в невестки вполне подходит. В конце концов, главное – чтобы сына ее любила. А тут Катя была на высоте. И вообще, есть такие мамы, что им хоть топ-модель, хоть звезда Голливуда, хоть ежиха Ухти-Тухти – все будут не годящимися. Может, и эта из тех мам, у порога со скалкой стоит и всех претенденток на ее жилплощадь с лестницы спускает? Ну и пусть, с ней же Сережа, он не даст в обиду…

Катя не могла знать, что до сих пор Ольге Петровне были в обилии представлены только такие пассии сына, которых она скопом звала «Мисс Жопа Крыжополя». И в знак протеста Ольга Петровна с первой минуты демонстрировала свое пренебрежительное к ним отношение. Они путали Кунина с Акуниным, пища: «Акунин это тот, который „Кысю“ написал?», не знали, как сварить суп из свежих грибов, а в Русском музее были последний раз в старших классах школы. Но это же уму непостижимо, как они умудряются университеты позаканчивать и не знать, кто такая Наталья Гончарова!.. Зато они не путали звезд шоу-бизнеса, хорошо разбирались в брендовой одежде и могли оценить особенности кухни только что открывшегося ресторана. Зачем, ну зачем они были нужны ее сыну? Одна морока. Разве с такой рядом можно жизнь прожить? С ней рядом если гриппом заболеешь, и то пропадешь. Какой уж тут прочный тыл!

В бессилии что-либо изменить, демонстрации свои Ольга Петровна обставляла своеобразно. Могла, например, встретить сына с очередной подружкой на пороге квартиры в пижаме и бигуди, заранее давая понять, что они не стоят того, чтобы переодеваться к их приходу.

Ольга не лезла в дела сына дальше, чем это было возможно со взрослым, самостоятельным, сложившимся мужчиной, и не объясняла ему, что истинная причина ее эскапад не в невнимательном отношении девиц к классике и культурному наследию, бог-то с ним, с наследием, и вправду не это в женщине главное, а полное их пренебрежение к ее сыну, за исключением содержимого его бумажника.

Ольге казалось, что ее сыну фатально не везет, что злой рок посылает ему в спутницы каких-то аморфных мокриц и пустышек, занятых собой и только собой. Она могла понять альянс роскошного женского тела и пухлого сыновнего кошелька, но всему же свое время. Скоро и поезд уйдет. Сначала на вопрос о внуках Сергей бодро рапортовал: «Будут тебе внуки, будут», позже только досадливо отмахивался, а в последние годы и сама Ольга не решалась задавать ему подобные вопросы.

Отчаявшись повлиять на жизнь сына, отчаявшись увидеть на своем пороге мало-мальски подходящую сыну, нормальную женщину, Ольга Петровна загодя крутила на голове бигуди и надевала пижаму. Выражала протест. А ее великовозрастного балбеса это нисколько не угнетало, даже наоборот. Иногда Ольге казалось, что он специально приводит их к ней в дом, чтобы повеселить, развлечь, представить еще один любопытный типаж.

И вот вдруг ни с того ни с сего сын просит прилично себя вести. Занятно. Значит ли это, что пижаму и бигуди следует на этот раз спрятать подальше?

Сергей положил трубку и довольно улыбнулся:

– Завтра мама занята, и у нас есть целый день вдвоем. А послезавтра повезем ей письма.

Вот так, без всяких «А хочешь ли ты?», «Не съездишь ли ты со мной?», «Как ты посмотришь, если…», а просто «повезем» – и все. В другой раз Катерина непременно бы заартачилась такому насилию над ее суверенитетом. Но сейчас только потерлась затылком о его подбородок, посиневший к ночи от пробивающейся щетины, и сыто проурчала: