Убийство Джанни Версаче
Шрифт:
«Его обвиняли в банальном присвоении денег клиентов, – прямо и без обиняков рапортует Рэттен, сам в прошлом офицер военно-морского флота. – Точных сумм не знаю, но занимался он этим, судя по всему, достаточно долго. Проделывал это неоднократно, даже работая еще на крупные фондовые компании».
После случившегося 19 октября 1987 года краха [17] работа на рынке ценных бумаг застопорилась, а в июле-августе 1988 года Пит, поняв, что Рэттен начал что-то подозревать, судя по всему, хапнул свой куш с несостоявшейся сделки, продал Alfa Romeo и тяжело обремененные залоговыми обязательствами дома в Боните и Ранчо Бернардо – и подался в бега. Сбежал же Пит Кьюненен не куда-то, а на родные Филиппины.
17
В так называемый Черный понедельник произошел стихийный и никакими внешними факторами не спровоцированный резкий обвал всех биржевых индексов в США, а следом – и в других странах.
Семья пыталась не предавать огласке постыдную тайну бегства Пита, которое обернулось тяжелым усугублением душевного расстройства у Марианны. Она теперь нуждалась в постоянной
Беркли
Бегство отца сорвало Эндрю с последнего ненадежного якоря. Не приученный самостоятельно заботиться о себе, он почувствовал себя лишенным всего, и в нем стало стремительно усиливаться чувство зыбкости собственного существования. Принуждая сына сосредотачивать всё внимание на поддержании своего статуса в глазах окружающих, Пит практически без остатка вытравил из Эндрю какие бы то ни было начатки истинного понимания того, кто он есть на самом деле. Но Эндрю все-таки вытянул из загашников судьбы еще один, на этот раз последний счастливый билет, прежде чем до конца принять жестокую правду жизни. А правда эта заключалась в том, что он теперь никто, нищий сын афериста и невменяемой, и ему нужно собственным трудом зарабатывать себе деньги на продолжение обучения в колледже, если он хочет все-таки получить высшее образование.
Какой же всё это, вероятно, казалось несправедливостью избалованному тинейджеру, пожираемому изнутри затаенной озлобленностью на мир и жалостью к себе. Но Эндрю все-таки еще единожды изыскал способ продлить притворство. Он решил принять гостеприимное приглашение богатой и чудаковатой Лиз Кот'aэ, давней знакомой еще по дебютному балу в Епископской. Девушка жила теперь, готовясь выйти замуж, в Беркли, всего-то через залив от самого раскрепощенного гей-сообщества Америки – района Кастро в Сан-Франциско. Жених Лиззи Филип Меррилл, автор-составитель компьютерной документации из Беркли, – вырос в Нью-Йорке и был на десять лет старше Лиззи. Фил считал хорошей идеей, чтобы у Лиззи под рукой был какой-нибудь приятель-ровесник, чтобы девочка не скучала в одиночестве, пока он занят делами, и Эндрю был приглашен в бессрочные гости на полном пансионе. Так у него появилась возможность задарма пожить со всеми удобствами практически на переднем крае соприкосновения с фонтанирующим очагом гомосексуальной культуры.
Через Лиззи, опять же, Эндрю прикоснулся к тому миру беззаботного изобилия, к которому его так отчаянно влекло, но проникнуть в который собственными силами ему было не дано. Лиззи была девушкой своенравной и привыкшей брать от жизни свое, и ей только в радость было прихватывать Эндрю с собой отужинать где-нибудь, потому что он ее развлекал. Сама она доводилась племянницей Эмми и Раймонду «Баду» Котэ [18] , влиятельной и состоятельной супружеской паре из Ранчо Санта-Фе – изолированного анклава особняков стоимостью от миллиона долларов к северу от Ла-Хойи. Именно усаженное пальмами и окруженное эвкалиптовыми рощами Ранчо Санта-Фе, где вдоль серпантином вьющихся между усадьбами проездов припаркованы сплошь одни «мерседесы», Эндрю будет впоследствии называть своим истинным домом, хотя и не прожил там ни дня [19] .
18
Раймонд Лейтон «Бад» Котэ (англ. Raymond Leyton «Bud» Cot'e, Jr., 1923–1998) – ветеран Второй мировой и Корейской войн, в перерыве между которыми успел окончить Лос-Анджелесский университет и стать известным футболистом; в 1960-х гг. сделал состояние, развернув дилерскую сеть Chevrolet на Западном побережье, и занялся меценатством.
19
В марте 1997 г., всего за месяц до первого из серии убийств, совершенных Эндрю, Ранчо Санта-Фе опередило его в обретении дурной славы, став местом массового ритуального самоубийства членов секты «Небесные врата». – Примеч. авт.
Эндрю познакомился с Лиззи через Рифатов: Лиззи поступила в Епископскую на год позже своей подружки Рейчел, а ее брат Мэтью сопровождал ее в роли кавалера на дебютном балу. Лиззи нравилась идея повсюду появляться с эскортом. Они с Эндрю вторгались в самую гущу молодежной тусовки, «не дающей себе засохнуть». Очарованный духом сексуальной раскрепощенности, саморазрушения и привычки к наркотикам, царившим среди этих вечно взвинченных и нарочито порочных чад богатых родителей, Эндрю снова и снова вспоминал главного героя романа Брета Истона Эллиса «Ниже нуля», вынужденного под покровом ночи зарабатывать на отдачу долгов наркодилерам мужской проституцией. Пуританское воспитание не мешало Лиззи в сопровождении верного прихлебателя Эндрю воспроизводить представленные в романе и его экранизации эталонные образчики самодовольного, бездумного и пошлого потребления низменных мирских благ. Для Эндрю, с упоением погрузившегося в ожившую реальность вожделенного вымышленного мира по Эллису, происходящее казалось невероятным, сказочным блеском.
Лиззи жила в большом доме, где стены столовой были выкрашены ярко-красной автомобильной эмалью. Эмми любила наряжаться в красные кожаные костюмы от Chanel. Так что и Эндрю с его страстью ко всему красному (не в политике, разумеется) пришелся семейству Котэ ко двору. В круг ближайших друзей Котэ по Ранчо Санта-Фе входила тихая и благостная супружеская чета богачей и известных на весь Сан-Диего коллекционеров произведений изящных искусств. Звали их Джеймс и Марна Де-Сильва. За долгие годы они накопили потрясающие собрания Лихтенштейна, Уорхола и Джонса [20] , которые теперь выставляли в музеях, и подарили Калифорнийскому университету в Сан-Диего коллекцию уличной скульптуры Стюарта [21] , ставшую настоящим украшением кампуса. В недолгую бытность студентом Калифорнийского университета Эндрю ежедневно проходил под распахнутыми крыльями огромной птицы – скульптуры «Бог Солнца», заказанной Ники Сен-Фалль [22] лично супругами Де-Сильва и сразу
20
Рой Фокс Лихтенштейн (англ. Roy Fox Lichtenstein, 1923–1997), Энди Уорхол (англ. Andy Warhol, 1928–1987) и Джаспер Джонс (англ. Jasper Johns, р. 1930) – классики американского поп-арта.
21
Коллекция названа так по второму имени Джеймса Стюарта Де-Сильвы. – Примеч. авт.
22
Ники де Сен-Фалль (фр. Niki de Saint Phalle, 1930–2002) – французская фотомодель, художница и скульптор, представительница нового реализма, большую часть жизни проведшая в Калифорнии.
Поначалу он всего лишь использовал фамилию Де-Сильва для бронирования столиков в ресторанах, полагая, что для Эндрю Де-Сильвы выберут место получше, чем для какого-то там Кьюненена, поскольку в Калифорнии хватает людей с такой фамилией, и она выдает в своем обладателе филиппинца. Позднее, вернувшись в Сан-Диего, где никто в гей-сообществе под фамилией Кьюненен его не знал, он уже окончательно назовется Эндрю Де-Сильвой. Помимо фамилии он много чего еще позаимствовал из жизни супругов Де-Сильва. Так, рассказ миссис Де-Сильвы о том, как ей некогда довелось жить в отеле «Золотая дверь» на калифорнийском водном курорте Эскондидо в одном номере с рок-звездой восьмидесятых Деборой Харри [23] , произвел на Эндрю столь неизгладимое впечатление, что он годами после этого бахвалился в барах района Хиллкрест тем, что его мать «регулярно отдыхала на водах с самой Дебби Харри», а сам он с ней ежегодно обедал.
23
Дебора Энн Харри (англ. Deborah Ann Harry) – творческий псевдоним певицы и актрисы Анджелы Трембл (англ. Angela Tremble, р. 1945), лидера панк-рок-группы Blondie.
Еще учась в Епископской, Эндрю повадился с мальчишеским восторгом примеривать на себя чужие личины, да так и не отучился от этой пагубной привычки. Прибыв в Беркли под конец 1988 года, он принялся шляться по ночным заведениям и вешать всем на уши лапшу, что он – «граф Ашкенази». И хотя многие находили его розыгрыши безобидной забавой, жившая по соседству с Эндрю и имевшая возможность внимательно к нему присмотреться психолог Элизабет Оглсби ничего забавного в его случае не находит.
«Весь его внутренний конфликт упирается в вопрос „кто я?“. Ему так и не представилось возможности сформировать в себе связное эго, отсюда и полная зацикленность на имидже: „Как я выгляжу? За кого меня принимают?“» Оглсби пришла к заключению, что динамика внутрисемейных отношений Кьюнененов стойко препятствовала формированию у Эндрю целостного каркаса личности. Если докопаться до самой глубины, считает Оглсби, «Эндрю двигали боязнь унижения и желание ни в чем не походить на родителей». «Ему казалось, что ст'oит ему только кого-то сыграть, как он тем самым и становится, – говорит она о неистребимой тяге Эндрю выдавать себя за избалованного сынка богатых родителей. – Не думаю, что он хоть краем сознания понимал, что с ним что-то глубоко не так. Я бы диагностировала его личность как пребывающую в пограничном состоянии с регулярными погружениями в психоз и последующими выходами из него. Чувство реальности, как фундамент, он вовсе утратил. Не понимал некоторых основополагающих вещей: что нужно по-настоящему учиться, если хочешь чего-то добиться в этом мире; что нужно работать. Люди, страдающие нарциссическим расстройством личности в столь тяжелой форме, мыслят следующим образом: „Если я уж'e весь такой из себя в собственном представлении, следовательно, я в своем праве быть таким и вести себя сообразно“». Даже и в такой системе координат Эндрю мог бы чего-то в жизни добиться, но лишь при условии, что сам не принимал бы свое лицедейство всерьез, а относился к нему с иронией, тем более что своими спектаклями он окружающих весьма неплохо забавлял. Но вот беда: он всей душой хотел, чтобы его сказки принимали за чистую монету.
«Внешне ничего особо впечатляющего в нем не было. Но уже тогда он производил впечатление личности глубоко трагической. Такой, знаете ли, несчастнейший из несчастных из-за полного непонимания со стороны окружающих, смертельно нуждающийся хоть в одной подкрепляющей силы доброй улыбке. И при этом весь такой оживленный, гиперактивный. Но любое отторжение Эндрю переживал очень тяжело».
Как-то раз Эндрю заявил, что принадлежит к поколению одержимых двумя вещами – деньгами и смертью. В нем очевидно дремала предрасположенность к насилию: при всем своем отточенном причудливом лоске он охотно позволял себе говорить о насилии как вполне допустимом, когда нужно, средстве решения проблем. Начитавшись, к примеру, маркиза де Сада и романов типа «Алого первоцвета» [24] , Эндрю с легкостью усвоил привычку демонстративно пренебрежительного – «на гильотину всех!» – отношения к закону, ибо исключительные познания и статус ставят человека превыше всяких законов. Еще более пугающим было регулярное использование им образов насилия в обиходной речи. Вместо устоявшегося «вывести из себя», например, Эндрю то и дело употреблял зловещую словесную конструкцию «довести до серии убийств в пяти штатах». В частности, вот его слова: «Если бы узнал, что у меня СПИД, это бы меня так взбесило, что довело бы до серии убийств в пяти штатах». Так же, как и: «Ну, это уже настолько возмутительно, что точно доведет меня до серии убийств в пяти штатах». Пророческие слова: к концу жизни на счету Эндрю числились пять убийств в четырех штатах.
24
«Алый первоцвет» (англ. The Scarlet Pimpernel) – пьеса (1903) и роман (1905) английской писательницы Эммы Орци о приключениях британского роялиста в революционной Франции.