Убийство и Дама пик
Шрифт:
Кончилось тем, что он уже практически не расставался с камерой, полюбил гулять в парке или просто по улицам и знакомиться с девушками, представляясь им фотокорреспондентом какой-нибудь престижной газеты. И не было случая, чтобы незнакомка отказалась позировать, зато было множество случаев, когда из такого знакомства рождалась интрижка или даже легкий роман.
Если бы он захотел, то вполне мог бы устроить свою персональную выставку, и она, несомненно, имела бы большой успех, но ему это было не надо. Как ни странно, славы он не искал - в процессе фотографирования его занимало совсем другое.
А еще он никогда не снимал
Так что же его так привлекало в этих изображениях? Власть, красота и чувство собственности, как это ни странно звучит.
Он всегда помнил то мгновение, когда взял в руки свой первый готовый снимок, и то острое и сладостное чувство власти, которое поразило его до глубины души. Власти над временем, власти над движением. Как иллюстрацию к данному постулату он всегда демонстрировал одну и ту же фотографию: маленькая девочка с очаровательным личиком и с испуганными глазками, в которых уже начинают наливаться слезы, тянется за шариком, выпорхнувшим у нее из рук.
– Вот вам наглядный пример, - обычно говорил он.
– Мне понравилась эта сцена. И в моей власти было сделать так, что по прошествии многих лет, когда эта девчушка уже давно стала зрелой женщиной с морщинами под глазами, у меня она всегда будет вот такой. Я остановил время, поймал и остановил движение шарик никогда не долетит до неба.
Вторая причина его увлечения - преклонение перед красотой. Наверно, ему следовало родиться художником но Господь, видно, недоглядел, и руки у него были совсем никудышные, даже прямой линии ровно провести не мог. Но красоту, в любом ее проявлении, не только любил, но очень тонко понимал.
– А разве пейзажи или красивые женщины - это не произведение искусства Господа-художника, - обычно отвечал он на вопрос, почему называет себя фотохудожником, - остается только найти нужный ракурс, поймать нужное освещение - и готово. На моих снимках прекрасно даже то, что в натуре просто безобразно.
Из первых двух причин логически вытекает третья - чувство собственности. Мысль, что он может безраздельно владеть любым понравившимся ему мгновением, любым закатом или цветком, любой понравившейся ему женщиной. Но женщины вообще были совершенно отдельной темой.
Становясь старше, он все больше и больше увлекался фотографированием понравившихся ему женщин. Любимых подруг он менял так же часто, как в детстве менял игрушки: каждая новая интереснее и лучше прежних только потому, что она новая. Он обязательно делал снимки всех своих пассий и просто обожал снимать их обнаженными. Со временем он составил целую коллекцию таких снимков. При этом о порнографии и речи не было. Он рассматривал свои альбомы так, как филателист рассматривает кляссеры с марками, как коллекционер старинных ваз оглядывает полки со своими экспонатами - сравнивая достоинства одной перед другой,
Он был уверен, что эта игра, эта коллекция ему никогда не надоедят. И не жалел на это никаких денег.
Как, впрочем, никогда не жалел их на себя, единственного и неповторимого.
Весь тот день Милочка просидела в библиотеке, работая с невероятным азартом. Можно сказать, что сегодня она кончила или почти кончила труд всей своей молодой жизни. Осталось прийти домой, вставить бумагу в машинку и допечатать эпилог.
"Хорошо Наташе, - подумала Милочка - у нее компьютер есть. Ничего, вот напечатают мой роман, и я тоже компьютер куплю".
Еще на последних курсах института она начала интересоваться этой темой приход к власти Екатерины Великой, первые годы ее правления. Милочку притягивала эта женщина, и она прочитала практически все, что было о ней написано, и уже тогда, еще совсем девчонкой, твердо решила, что напишет большой исторический роман, основанный на подлинных документах и фактах. Покажет эту великую женщину такой, какой она была на самом деле, а не Мессалину, "по недоразумению" занимавшую российский трон тридцать с лишним лет. Напишет так, чтобы все поняли, почему Екатерина была действительно великой.
С тех пор прошло ровно десять лет. Все эти годы, чем бы Милочка ни занималась, где бы ни работала, она потихоньку собирала документы о той эпохе, врастала в нее, подолгу сидела в архивах, даже добилась командировки в Германию, где тоже все время провела в архивах, в общем, посвящала этой теме все свое свободное время. Не последнюю роль в их отношениях с Павлом играло то, что он, в отличие от других, хоть и немногочисленных поклонников, серьезно отнесся к ее увлечению и всячески поощрял ее, а сейчас и помогал материально, что давало ей возможность целиком отдаться любимой работе. Огорчало только то, что поговорить об этом времени и о своей любимой царице она с ним не могла, Павел плохо знал историю, ей казалось, что ему будет скучно, что рассказывать ему, с ее точки зрения, прописные истины, бестактно. А поговорить на эту тему очень хотелось, особенно сегодня, когда до завершения книги - рукой подать.
Задумавшись, все еще мысленно пребывая среди кринолинов и шлейфов, надушенных кавалеров и ангелоподобных пажей. Милочка спустилась в метро. На станцию пришли сразу два поезда с двух сторон, повалила густая толпа, ее затолкали, закрутили.
– Спящая красавица, что стоишь на дороге, всем мешаешь? Обкурилась, что ли? Хочешь, домой провожу?
– услышала она вдруг над собой гнусавый голос, и кто-то бесцеремонно обнял ее за талию, обдав густым запахом перегара и чеснока.
Для любого человека такой резкий переход от изящного менуэта, в котором в данный момент мысленно Милочка раскланивалась с высоким брюнетом в красном камзоле, к нашей суровой действительности был бы чересчур, а для такого субтильного создания, каким была наша молодая романистка, тем более. У нее закружилась голова и подкосились ноги, она вырвалась из объятий молодого, длинноволосого, увешанного металлическими побрякушками парня в черной коже, пока-.завшегося ей в этот момент выходцем из преисподней, и почти упала на руки другого мужчины, с силой подхватившего ее.