Убийство к ужину
Шрифт:
— А вот и указатель на яйцо, — робко подал голос Майер.
Клуфтингер не понял. Он видел лишь указатель на Эгг[3].
— Как же, ведь «эгг» на английском значит «яйцо», — засмеялся Майер, но, заметив выражение лица начальника, быстренько сменил смех на покашливание.
— Сейчас заправимся, — никак не отреагировал шеф на неудавшуюся шутку и качнул головой в сторону показавшихся бензоколонок. — Здесь дешевый бензин.
Разумеется, все расходы на служебные поездки компенсировало государство, но Клуфтингер не мог отказать себе в удовольствии сэкономить несколько центов,
Перед развилкой на Линденберг и Вайлер комиссар неожиданно спросил:
— Ну и куда теперь?
Еще за пару километров он попросил Майера уточнить, и тот до сих пор сидел, склонившись над развернутой картой.
— Ну? — нетерпеливо подстегнул его Клуфтингер, не дождавшись ответа.
Майер только пыхтел, обливаясь потом. Между тем комиссар делал уже третий круг по кольцу, и желудок начинал бунтовать.
— Мне кажется…
— Скоро? — торопил шеф.
— Туда, — поспешно указал направление Майер, но в его голосе не чувствовалось уверенности.
Тем не менее Клуфтингер послушался, хоть и пригрозил:
— Ну смотри, если не туда!
Остаток пути подчиненный нервно ерзал на своем месте, то и дело теребя диктофон. Клуфтингер знал, что ему не по себе, но, в конце концов, это не его проблема. Однако что станется, если Майер и дальше будет вертеть в руках этот чертов прибор?
— Хватит возиться с этой дрянью! — рявкнул он, и Майер с испугу чуть не выронил свою игрушку.
Он собирался что-то промямлить в оправдание, но тут появился указатель, на котором желтым по зеленому было написано «Бёзершайдэгг». Майер чуть не испустил дух от счастья. Вскоре предстала и сыроварня. Клуфтингер припарковался под раскидистым каштаном у дома и решительным шагом направился к крыльцу, Майер потрусил следом.
Дверь оказалась заперта. Они обогнули здание и прошли мимо молочной цистерны вышиной с дом, сверкающей металлическими боками. На заднем дворе громоздились бидоны всех габаритов, одни выглядели новехонькими, другие — совсем проржавевшими. У задней двери штабелями были сложены старые поддоны. По двору разгуливали куры.
В открытую дверь Клуфтингер разглядел двоих: мужчину и женщину, которые мыли из шланга три огромных медных чана.
Когда полицейские перешагнули порог, в нос ударил резкий специфический запах. Клуфтингер с наслаждением вдохнул его. Пахло сразу многими сортами сыра, и его чувствительный нос чуть не зашкалило. Совсем не то, что на молочном заводе в Кругцелле, там букет был много скромнее и аромат какой-то искусственный. Однако не всем чарующий запах пришелся по вкусу, это явственно отразилось на скривившейся физиономии Майера. Что с него возьмешь! Он родом из Вюртемберга, а там не знают всей прелести натуральных продуктов.
— Бог в помощь! — крикнул Клуфтингер в помещение, выложенное кафельной плиткой.
Хозяева в белых запачканных фартуках как по команде подняли головы.
— Мы закрыты, — буркнул мужчина и направил струю на пол.
— Знаю, знаю. Я не покупатель. Просто хочу спросить, нельзя ли поговорить с господином Лутценбергом?
Мужчина и женщина обменялись взглядами.
— Такой здесь давно не живет, — покачала головой женщина и вопросительно посмотрела на мужа. — Он в долину, что ли, съехал?
— Вроде того, — не оборачиваясь, кивнул тот.
— А вы, случайно, не
— Вот насмешил, — наконец повернулся мужчина, не обнаруживая, однако, и тени улыбки на лице. — Видать, не больно ты знаешь Лутценберга. Он ни в жисть не марался такой работенкой.
— Так эта сыроварня принадлежит не ему?
— Ну сказанул! — все-таки засмеялся мужчина. — Само собой, не ему, потому как наша она.
Майер не выдержал, вытащил удостоверение и отчеканил:
— Мы должны допросить Роберта Лутценберга. Немедленно!
Комиссар кивнул, но одновременно сделал знак не в меру ретивому коллеге поубавить пыл.
— Дело другое. — Хозяин привернул кран. — Только вашим документом тут не поможешь…
«Однако эффектное выступление Майера не произвело должного впечатления», — отметил про себя Клуфтингер.
— …тот Лутценберг помер, почитай уж с год как.
Теперь и комиссар почувствовал себя загнанным в тупик.
— Как же… вы только что утверждали, что он… живет где-то в долине.
— Ну да, сынок Роберта, — вмешалась в мужской разговор хозяйка. — Андреас. Он там учительствует или что-то в эдаком роде. Раньше-то, бывало, показывался, а как отец помер, так и с концами.
— Так сыроварню вы купили у отца?
— Не то чтоб купили, вроде как приняли. Он запросил-то курам на смех. Мне, мол, важнее передать в хорошие руки. Он ведь держался на том, что здесь всегда делали первоклассный продукт. Вся округа знала. А то поди выживи такому махонькому хозяйству промеж больших сыроварен да молокозаводов. Это уж мы потом прибились к сети покрупнее — что не продадим напрямую, они и забирают. Мы производим по полтыщи кило в день и, если б не сдавали, стояли бы за прилавком цельные сутки. А Роберт Лутценберг, тот хозяйствовал сам. И как только успевал, ума не приложу. — И спохватившись, что разболтался, свернул свое красноречие: — Я работал у Роберта. Он и знал, что оставляет дело в хороших руках.
— Имеется ли у вас адрес сына Лутценберга? — спросил Майер и сунул сыровару под нос диктофон.
— Не-е, зачем мне? Но слыхал, где-то поблизости, в Вайлере, у них есть еще дом. Там вроде живет то ли прабабка, то ли двоюродная бабка. Уж она-то наверняка вам чего-то скажет. — Последние слова в диктофон он постарался сказать на правильном немецком языке.
— Спасибо, тогда мы наведаемся туда, — поблагодарил комиссар и направился к выходу. Уже в дверях он обернулся и приложил ладонь ко лбу, будто мысль внезапно пришла ему в голову, а на самом деле все время он только об этом и думал. — Да, нельзя ли у вас купить кусочек сыра?
Не прошло и четверти часа, как оба полицейских снова садились в автомобиль, причем Клуфтингер стал счастливым обладателем большого куска пармезана.
Сыровар, который между тем гордо представился «господином Штолем», лично спустился с ним в подвал, в «сырный рай», так сказать. Ибо от созерцания тамошних сокровищ у Клуфтингера перехватило дыхание: два помещения до самого потолка оказались заполнены большими янтарно-желтыми, лоснящимися кругами сыра. Его поразило и то, что здесь вообще сыром не пахло. В воздухе витал едкий соляной запах, очевидно, от того раствора, в котором держали некоторые сорта.