Убийство на Аппиевой дороге

Сейлор Стивен

Она глянула вниз.

– Даже сейчас, когда мне приходится спускаться по лестнице, я всякий раз боюсь найти его внизу, как тогда.

– Твоего мужа?

– Да. Лежащего в крови…

– Тебе помочь сойти вниз?

– Не сейчас. Я пока не хочу спускаться.

– Сходить за твоей сестрой или её мужем?

– Нет! – Это прозвучало с внезапной яростью. – Думаю, они сыты мною по горло. А уж меня от них просто тошнит. Как они быстренько перебрались сюда, всё забрали в свои руки – о, конечно, ради моего малыша, чтобы сохранить

для него харчевню, чтобы она не пришла в упадок, пока он подрастёт. А пока что они здесь всем распоряжаются, как будто всё это принадлежит им, а Марка никогда не было. Они даже имени его никогда не произносят, чтобы не огорчать меня. О, если бы только всё могло стать как раньше! Будь прокляты и Клодий, и Милон! Будь прокляты боги!

Я думал, она расплачется, но глаза её оставались сухими. Она выпрямилась и перевела дыхание.

– Что ты хочешь знать?

– А ты можешь говорить об этом?

– Спроси меня и увидишь.

Я выглянул в окно. Давус и мальчики уже успели отвести лошадей в конюшню и теперь все трое с хохотом гоняли кожаный мяч. Давус смеялся, как мальчишка. Интересно, что за отец из него получится?

Я оторвал взгляд от окна и обернулся к вдове. Собственно, что мне ещё требовалось узнать? Все детали легли на место, все события того дня были полностью восстановлены, задокументированы должным образом и представлены на рассмотрение суда. Суд вник в обстоятельства дела и вынес своё решение; показания вдовы даже не понадобились. Вроде бы ни к чему ворошить прошлое; и всё же…

– Что ты увидела, когда решилась выглянуть в окно?

Она опустила глаза.

– Мёртвых. Кровь. Сенатора с дочерью. Их свиту. Их носилки.

– А Евдама и Биррию? Других людей Милона?

– Их я не видела. Они все куда-то подевались. Не знаю, куда.

– Ну, да; они гонялись по лесу за человеком по имени Филемон и его друзьями, которых угораздило как раз тогда заявиться в Бовиллы и угодить в гущу событий.

– В самом деле? Я об этом не слыхала.

– Сестра не рассказала тебе? Филемон тоже давал показания в суде.

– Нет, она ничего не говорила. Наверно, не хотела лишний раз напоминать мне. Что ты ещё хочешь знать? – Лицо её приняло выражение мрачной решимости, какое бывает у человека, решившегося покончить с чем-то неприятным раз и навсегда.

– Значит, ты выглянула, увидела Тедия с дочерью, их носилки и свиту. А Клодия?

– Да. И Клодия. Они склонились над ним.

– А как ты узнала, что это Клодий?

Она пожала плечами.

– Что значит, как узнала? В лицо.

– То есть, он лежал лицом вверх?

– Да. Лежал на спине и смотрел на них.

Я почувствовал, как по спине прошёл озноб.

– Как ты сказала?

– Я сказала, что Клодий лежал на спине и смотрел на сенатора с дочерью.

– Как это «смотрел»? У него что, глаза остались открытыми?

– Обыкновенно смотрел. Сенатор и его дочь стояли над ним, а он смотрел на низ

снизу вверх. Они ему что-то говорили. Он ответил. Потом они помогли ему подняться и сесть в носилки.

– Он был жив, - медленно сказал я.

– Да. Чуть живой. Так мне показалось.

Я выглянул на дорогу, пытаясь представить эту сцену. Мог ли у вдовы от горя помутиться рассудок?

– Но со слов твоей сестры я так понял, что Клодий был уже мёртв, когда Тедий нашёл его на дороге. И на суде она говорила то же самое: как ты видела, что Тедий и его дочь взяли Клодия в свои носилки; но ни слова не сказала о том, что тогда он был ещё жив. – Я умолк, пытаясь точно припомнить её слова.

– Он был ещё жив, - сказала вдова.
– Должно быть, моя сестра неправильно меня поняла. И то сказать: я же была как в бреду.

– Да, похоже, вы с сестрой не до конца поняли друг друга. Но ведь и сенатор давал показания на суде. И тоже ни словом не обмолвился, что когда он нашёл Клодия, тот был ещё жив.

– Он был жив. Весь изранен и еле держался на ногах – им пришлось поддерживать его с двух сторон, чтобы он мог сесть в носилки – но жив. Если только мёртвые не способны ходить и разговаривать, Клодий был жив! А мой Марк лежал возле лестницы мёртвый! Зачем ты меня мучаешь?

Она разрыдалась, сорвалась с места и сбежала вниз.

Я остался у окна, уставившись на пустую дорогу, будто мой взгляд мог призвать лемуров погибших и заставить их заново повторить последние мгновения их жизни.

Но такой власти не дано смертному.

Глава 35

Солнце уже садилось, когда мы подъехали к вилле сенатора Тедия. Я зверски проголодался и к тому же здорово устал после нескольких часов езды верхом. Оставив мальчиков присматривать за лошадьми, я отправил Давуса вперёд постучать в дверь.

Пришлось долго ждать, пока нам откроют; потом ещё дольше, пока привратник доложит обо мне хозяину; но наконец он вернулся и сказал, что его господин приглашает меня войти.

Меня провели в ту же комнату, что и в прошлый раз. В распахнутые настежь окна можно было видеть приютившийся ниже по склону город Ариция, на чьи крыши падал последний отблеск уходящего дня. Сенатор сидел очень прямо на старомодном, без спинки стуле. Хотя вечер выдался довольно тёплый, на коленях у него лежало одеяло. Я вспомнил, как на суде он сильно хромал на левую ногу.

– Я помню тебя. – Сенатор провёл загорелой жилистой рукой по седым волосам. – Ты тот самый человек Помпея, который был здесь в феврале и расспрашивал меня.

– Видимо, я тогда не обо всём тебя расспросил.

– Ты опять «по поручению Великого», как, если мне не изменяет память, ты выразился в прошлый раз?

– Можно сказать да. Помпей нанял меня для выяснения всех обстоятельств случившегося на Аппиевой дороге, и я полагал, что полностью выполнил свою работу. Оказывается, я ошибался.