Убийство по Фрейду
Шрифт:
Кейт пришлось ждать до полудня, пока Рид не позвонил снова.
— Ну, — сказал он, — не буду рассказывать, через что мне пришлось пройти. Я приберегу подробности до тех пор, пока мы не поседеем и не состаримся и в наших мозгах останется место лишь для воспоминаний. Я установил, что операцию делали. Теперь, если я тебя правильно понял, ты хочешь узнать, действительно ли сосед Эмануэля, доктор Майкл Барристер, перенес операцию по спондилосиндесу и действительно ли у него один каблук выше другого?
— Ты понял меня абсолютно верно.
— Отлично. А теперь давай договоримся, но смотри — давши слово, держись! Я понимаю твои чувства к Эмануэлю, важность раскрытия этого преступления для его карьеры психиатра и так далее и тому подобное, но мне не нравится то, что происходит с тобой. Ты бросаешь
И Кейт согласилась.
Пригласить Джерри и чету Бауэров подождать Рида было ее идеей. Они обсуждали разные версии убийства, включая и ту, что Кейт теперь называла «Жил-был». Она поведала им о соглашении и сказала, что Рид будет поздно. Пока не наступила ночь, она варила кофе, который они пили, и угощала гостей бутербродами, к которым никто не притронулся. Через некоторое время беседа исчерпала себя и воцарилось молчание. Было так тихо, что все услышали, как подошел лифт, потом — шаги Рида. Кейт оказалась у двери прежде, чем он успел прикоснуться к звонку.
В первый раз Рид увидел Эмануэля, Никола и Джерри. Он поздоровался с каждым за руку и попросил кофе.
— Я так понимаю, — сказал он, — что вам всем известно, для чего мы собрались в эту ночь. У полиции есть множество способов ворваться в квартиру. Например, отключить во всем доме свет. Жильцы вывалят в коридор, чтобы узнать, в чем дело, и тогда полицейские проникают в открытую дверь. А когда полиция оказалась в квартире, немногие способны выставить ее силой. Подобная мысль приходила мне в голову, но я отказался от нее по разным причинам: Барристер живет в новом престижном доме на Первой авеню, и выкрутить там пробки не так уж и просто. Более того, он нам нужен был раздетым. А это значит, что необходимо дождаться, пока Барристер ляжет спать. Но в постели он вряд ли заметит, что отключили свет. Мы могли бы просто разбудить его среди ночи и сказать, что проверяем утечку газа, но тогда его трудно будет извлечь из купального халата или пижамы. Поэтому я остановился на таком плане: дождаться, пока он ляжет спать, потом трезвонить в дверь, пока он не откроет, а уж затем потребовать, чтобы он при нашем сопровождении срочно отправился в полицейский участок для дачи показаний. Несомненно, ночь — не самое подходящее время для общения со следователем, но мы были готовы к выражению негодования, ведь риск — благородное дело. Поэтому, как только перевалило за полночь, мы отправились с визитом к доктору Майклу Барристеру.
— Кто это «мы»? — осведомился Джерри.
— «Мы» — это ваш покорный слуга и полицейский в форме. Форма чрезвычайно полезна, как убедительное доказательство того, что по крайней мере один из нас — представитель закона. А кроме того, форма создает атмосферу срочности, чего я и добивался. Полицейский, который пошел со мной, оказал мне любезность, поскольку я сказал ему,
Нам удалось пробудить доктора Барристера ото сна. Он вышел к нам, как я и предполагал, в пижаме. А кроме того, сверху был накинут махровый халат. Если бы он спал без ничего и в таком виде открыл бы дверь, нам потребовалось бы лишь вовлечь его в разговор, причем один из нас стоял бы сзади, а другой спереди. Но так уж случилось, что нам пришлось попросить его одеться и проследовать с нами «в полицейский участок». В действительности такого места не существует, но мне хотелось нагнать на него как можно больше страху. После крика, угроз и ссылок на важных персон, которые, как я догадываюсь, были мужьями его пациенток, он наконец согласился. Барристер заявил, что хочет позвонить своему адвокату, и я сказал, что в соответствии с правилами ему будет позволено сделать это из «участка», да простит мне Господь эту ложь! В конце концов доктор отправился одеваться, но снова стал выражать протесты, когда полицейский проследовал за ним в спальню. Я объяснил ему, что это тоже предусмотрено правилами, чтобы удостовериться, что он не пользовался телефоном, не нанес себе телесных повреждений, не запасся оружием и ничего не спрятал. Барристер бросился в спальню, багровый от ярости, а полицейский, точно выполняя мои инструкции, пошел за ним по пятам. Сперва у меня возникла мысль попросить полицейского проверить ботинки Барристера, но я оставил эту затею. Если наш успех или неудача в этом невероятном предприятии зависит от наличия шрама, стоило сконцентрировать внимание именно на нем.
Полицейский сработал отменно. Барристер скинул халат и пижаму, и, когда он слегка наклонился, чтобы натянуть трусы, полицейский подошел поближе, чтобы получше рассмотреть его поясницу. Ему было приказано, если у него возникнут какие-нибудь сомнения, как бы случайно толкнуть Барристера, рассмотреть его спину получше, а потом извиниться. Ведь могло оказаться, что Барристер чрезвычайно волосат. Когда кожа покрыта волосами, трудно понять, есть на ней шрам или нет. Но Барристер вовсе не волосат.
Не стоит говорить, с каким нетерпением я ждал возвращения доктора с полицейским: по-моему, счастливый отец, ждущий появления на свет своего первенца, волнуется меньше. Они вышли из спальни вместе, и мы все втроем отправились в центр города. В конечном итоге мы разбудили районного прокурора, который сказал, что наконец кто-то откопал хоть одно чертово доказательство в этом гнусном деле.
Кейт с Эмануэлем вскочили на ноги. Никола просто вытаращила глаза. И только Джерри сумел вымолвить:
— У него не было шрама!
— А я вам что говорю? — удивился Рид. — Шрама не было. Еще еще раз осмотрели в департаменте. Никаких признаков того, что он перенес операцию спондилосиндеса. Но полицейский сказал об этом лучше всего. «Самая чистая спина, какую мне только довелось видеть в жизни, — сказал он. — Ни единого пятнышка».
Эпилог
Шесть недель спустя Кейт отправилась морем в Европу. Как она и хотела, ее никто не провожал. Она не любила прощаний, предпочитая просто стоять на палубе, облокотившись о перила, и ждать, когда Манхэттен растает на горизонте. Ее ждала одноместная каюта второго класса, куча работы и приятное лето.
Шесть недель назад вечерние газеты опубликовали интервью с Ридом (который любил, чтобы репортеры пели с его слов) под заголовком: «Новый подозреваемый в деле девушки, убитой на кушетке психиатра». «Таймс», подхватившая новость последней, представила ее более красочно. Эмануэль со своими пациентами вернулся к анализу подсознательных мотивов. Институт психиатрии не давал никаких комментариев — чего он вообще никогда не делал, — но Кейт не покидала уверенность в том, что она как будто собственными ушами слышала вздох облегчения, вырвавшийся у коллег Эмануэля.