Убийство по-министерски
Шрифт:
— Уж не хотите ли вы сказать, что это я убила собственного мужа? — взвилась Надежда Алексеевна.
— Что вы, конечно же, нет! — как можно убедительнее проговорил я. — Просто мне важно знать все обстоятельства.
Надежда Алексеевна проворчала что-то себе под нос, потом вдруг спохватилась:
— Да, я совсем забыла, что заставляю вас ждать. Сейчас, сейчас… Я только переоденусь, и поедем.
Я же в своих мыслях вернулся к Астахову — он сейчас был главной фигурой в деле. Что и говорить, компромат на депутата в период предвыборной кампании — это дело серьезное.
— Тут ничего
Я только пожал плечами, а стоявший за моей спиной эксперт Черновицкий, сдвинув брови, досадливо произнес:
— Да здесь, здесь… Самому тупому барану понятно, что все это было здесь, — он сделал акцент на слове «было».
— Но ведь теперь нет! — воскликнула Скоробогатова.
— Вот именно! — язвительно заметил Черновицкий.
Тут поспешил вмешаться я.
— Надежда Алексеевна, а вы уверены, что в тот раз, когда вы были здесь и видели свежую землю, документы были на месте?
— Но… Но здесь все было засыпано! Здесь ничего этого тогда не было! — эмоционально начала объяснять Скоробогатова. — Просто ровная поверхность. А теперь, глядите — все разворочено! Жора мне сам сказал, что здесь были документы. Причем я уверена, что это те самые «скучные отчеты», за которыми я застала его однажды утром. Здесь кто-то побывал с тех пор!
— Это мы уже поняли, — раздался ехидный голос.
Черновицкий был неисправим и при любом удобном моменте выплескивал свою желчь, скопившуюся в изобилии после долгих лет тяжелой семейной вахты на фоне финансового бедствования и прочих бытовых проблем.
— Но ведь никто об этом не знал! — с расширившимися глазами сказала Надежда Алексеевна.
— А вы в этом уверены? — огорошил я ее. — Откуда вы знаете? Может быть, ваш муж случайно об этом кому-то проговорился?
Задавая этот вопрос, я понимал, что Надежда Алексеевна вряд ли на него ответит. Более того, я понимал, что Скоробогатов в здравом уме никому об этом бы не сказал. Если его, конечно, к этому не вынудили силовыми методами…
— Надежда Алексеевна, в этом поселке есть охрана? Ну кто-то же должен сторожить ваши дачи?
— Да, здесь недалеко есть домик, там живет сторож, — кивнула Надежда Алексеевна.
— А вы к нему не обращались после того, как побывали здесь зимой?
— Нет. Во-первых, я была растеряна. А потом — раз уж залезли, то о чем спрашивать? К тому же ничего не пропало. А если Жора не рассказал, что это он сам здесь был, то и вовсе не имеет никакого смысла.
Я же отметил про себя, что теперь, после того, как на даче побывал явно кто-то из посторонних, смысл как раз может появиться. Поэтому с дачи Скоробогатовых мы направились прямо в домик сторожа. Охрана была представлена в виде щуплого, заросшего мужика лет под шестьдесят, одетого в телогрейку и старые калоши. На вопросы он отвечал односложно, хмурил брови и постоянно бормотал, что он «знать ничего не знает». Астахова на предъявленной фотографии он не признал и добавил, что вообще «не замечал никаких безобразий» и что «никто на него жалоб не имеет». Однако сомнительный вид этого работника охраны, а также его речь и поведение доверия никак не внушали и не позволяли его рассматривать в качестве полноценного свидетеля.
Юрий Иванович Стрекайло был крайне озабочен. И это еще мягко
Юрий Иванович сидел в своем кабинете и хмуро барабанил пальцами по столу. В таком состоянии он проводил в последнее время многие часы.
Конечно, он не просто тупо сидел. Он думал. И действовал. И сделано уже было немало. Юрий Иванович сам удивлялся, сколько ему удалось сделать за столь короткий срок, какие-то несколько дней. И все равно мало, мало! Угроза никуда не делась, в любой момент можно ожидать удара под дых!
Юрий Иванович перевел взгляд на фотографию, стоявшую на его столе. В последнее время стало хорошим тоном ставить на рабочем месте семейные фото, вот он и поставил. Одним из первых, дабы поддержать репутацию прогрессивного политика, человека высоких моральных качеств и вместе с тем идущего в ногу со временем.
На фотографии была изображена его семья: он сам, жена и Антон. Антон, сын… Единственный, любимый, его надежда, его гордость! Улыбается радостно, открыто! И ведь было это совсем недавно! Прекрасная семья, подающий надежды сын, радужные перспективы…
Все может рухнуть в одночасье, все! Ах, как несовершенен, как несправедлив этот мир! Как уязвим в нем человек! Живет себе и даже не подозревает, что над ним уже занесен меч судьбы!
Юрий Иванович невольно подивился тому пафосному слогу, которым заговорил сам с собой. Собственно, он и в своих официальных речах был к нему склонен, но то для публики. Наедине с собой он был другим. А сейчас, поди ж ты, стал думать выспренно, философски… Да, здорово прихватила Юрия Ивановича эта история, здорово! Сколько нервов съела! Сплошные бессонные ночи, думы, действия.
Стоп! Необходимо немедленно взять себя в руки. Некогда философствовать, нужно довести это дело до конца. Нужно обязательно предпринять еще ряд действий. И если все проделать грамотно, потом останется лишь дорисовать оставшиеся штрихи. А это уже проще.
Юрий Иванович встал, прошелся по кабинету. Так лучше думалось. Он расхаживал по пушистому ковру около четверти часа, пока решение окончательно созрело в его голове. Да, именно так. Сейчас нужно поступить именно так. Это повернет запущенный механизм в нужное русло. Механизм запущен давно и правильно, теперь нужно только грамотно им руководить. Сегодняшняя встреча должна в этом помочь.
Юрий Иванович нажал кнопку на столе, и в кабинете тотчас показалось лицо секретаря — как всегда, услужливое, готовое к любым поручениям.
— Готовь машину, едем! — коротко и властно приказал Стрекайло, и секретарь, кивнув, сейчас же снова исчез, отправившись выполнять распоряжение.
Через минуту Юрий Иванович спускался вниз, уверенной походкой ступая по ступенькам. Охранник распахнул перед ним дверь. Юрия Иванович, не обратив на него ни малейшего внимания, вышел из здания и двинулся к машине. Там уже находился секретарь, открывая дверцу. Юрий Иванович немного постоял. День был ветреный, и полы его длинного пальто развевались в стороны, трепыхался галстук. Юрий Иванович не чувствовал холода, его мысли были заняты другим. Он не смотрел на ежившегося под ветром секретаря, одетого лишь в легкий костюм. Еще раз все взвесив, он опустился на переднее сиденье и бросил водителю: