Убийство по подсказке
Шрифт:
– Ты уволен, – мрачно сказал Мильхау. – Получи расчет и убирайся.
– Послушайте, мистер Мильхау, у меня – контракт.
Базиль наклонился к Полине.
– Объясните, ради бога, что произошло?
На ее губах появилась слабая ироничная улыбка.
– Вы, вероятно, слышали, что все люди, связанные со сценой, очень суеверны… Одно из их любимых суеверий заключается в том, что на генеральной репетиции нельзя произносить последнюю строчку в пьесе. Я думаю, что этот промах мальчишки не взбесил бы их до такой степени, если бы они не были «заведены» с самого
– Ну, а мальчик понимал, что он делал?
– Наверное, нет. Он считал, что премьера уже состоялась… и суеверие можно отбросить… Но ведь был сыгран только первый акт и вся пьеса еще не была показана до конца. Поэтому в какой-то степени сегодняшнюю репетицию можно считать генеральной.
– Но послушайте, мистер Мильхау, – продолжал канючить мальчишка. Это был уже не мальчишка, а толстый смуглый юноша, которого, вероятно, взяли на роль из-за его больших влажных черных глаз и масляных вьющихся волос.
– Но ведь это просто суеверие.
Вновь зажурчал ручеек говоров. Высокая худая фигура протиснулась через толпу актеров, плотным кольцом окружившую Мильхау и мальчишку.
– Мистер Мильхау! – Это был Рассел. Его голос дрожал, как и у юноши. – Простите, но я не смогу сегодня вечером играть Владимира… Не могу. После всего, что здесь произошло…
– Помилуйте, Рассел, да ведь это просто суеверие, – Мильхау с радостью ухватился за аргументацию виновника переполоха.
– Называйте это сумасшествием, суеверием или как угодно еще, но я верю в удачу и неудачу. Я отказываюсь сегодня вечером играть эту роль.
– Я буду платить сотню за неделю!
– Нет, ни в коем случае, – отрезал Рассел. – Здесь что-то нечисто, и мне это не нравится. Почему вы не сообщили мне об убийстве, когда я пришел к вам в контору. Почему вы взяли на роль человека со стороны, а не отдал ее кому-нибудь из ваших актеров, которые только появляются на несколько секунд, да и то в третьем акте. Почему вы так перепугались, когда я не поднимался с кровати в конце первого акта? Нет, большое спасибо, мистер Мильхау. Подыщите кого-нибудь другого на роль Владимира. Мой контракт с вами еще не подписан, и я не намерен этого делать!
Царила мертвая тишина, когда Рассел спокойно сошел по маленькой лестнице со сцены в зал и через главный проход поплелся к выходу.
Все продолжали молчать, как вдруг со своего места в партере вскочил Адеан и решительно направился к рампе, засунув руки в карманы.
– Никогда в жизни не приходилось мне слышать подобный вздор! – громко, растягивая слова, сказал он. – Можно подумать, что мы находимся среди детишек или дикарей, если только послушать, как вы галдите из-за ваших дурацких «табу». Слава богу, я не актер, я – драматург, занимающийся иногда чисто любительски этим ремеслом, поэтому я не суеверен. Я свободно прогуливаюсь под лестницами и повсюду, где только могу, опрокидываю солонки. Я буду рад сыграть Владимира, если кто-нибудь сыграет моего Николая.
Адеан подошел поближе к рампе.
– Спасибо, Адеан. Я не забуду этого. Вы будете получать те же деньги,
– Не могли бы вы прочитать одну из моих пьес? – робко спросил Адеан с той самой улыбочкой, с какой он объяснял Марго, что она ему кое-чем «обязана».
Мильхау сглотнул слюну, напряг все мышцы, чтобы не сорваться и принести эту тяжелую жертву.
– Ладно. Передайте ее моей секретарше.
Адеан выглядел победителем.
– Спасибо, мистер Мильхау! Я обязательно передам.
Остальным актерам было явно не по себе. Первой заговорила Ванда.
– Ну что, Сэм, мы продолжаем работать над «Федорой»?
Вместо него ей ответила Марго.
– Несомненно! Решенное дело. Мы с мистером Мильхау устроим красивую жизнь всякому, кто попытается расторгнуть контракт в последний момент.
– Вы слышали, что сказала миссис Ингелоу? – угрожающе спросил Мильхау. – Все билеты проданы на несколько недель вперед, и никакое глупое суеверие не заставит меня отказаться от намерения поднять вот этот занавес сегодня вечером ровно в 8.40!
– А что прикажете делать мне? – спросил мальчишка в гороховом наряде, вызывающе разглядывая своего шефа.
– Иди ты к черту! – заревел Мильхау и быстрым шагом направился к себе в кабинет. Репетиция была окончена.
Глава одиннадцатая
ЗА СЦЕНОЙ
Базиль чуть было не забыл о своей встрече с Ламбертом, полицейским токсикологом, которая была назначен на сегодня в полицейском управлении. Он взял такси и поехал в контору Фойла.
Входя в его кабинет, он услыхал глухой, бесстрастный голос диктора, который объявлял по радио: «Шестой сигнал соответствует пяти часам времени, установленного Национальной навигационной обсерваторией…» Когда прозвучав последний сигнал, Базиль взглянул на свои часы и увидел что они ушли вперед на целых десять минут.
Возле радиоприемника стоял Ламберт, коренастый, невысокого роста человек, больше походивший на биржевого маклера или же рекламного агента страховой компании, чем на химика-биолога. Инспектор склонился, выгнув плечи над столом. Его прямое острое лицо вдруг собралось в какой-то морщинистый узелок, когда он дочитал до конца сообщение Ламберта по поводу анализа веществ, обнаруженных на ручке ножа. Он был явно озадачен и обескуражен.
– Мы тут с Ламбертом слушали последние известия. Говорят о чем угодно, обо всем на свете – о войнах, о вооружениях, о новых ракетах, о новых ядовитых газах, о коммунистической угрозе, о пожарах, ливнях, о последних достижениях в области науки, но… ни слова о преступности в нашей стране… Как будто если мы будет об этом молчать, то она сама по себе пойдет на убыль я постепенно исчезнет совсем! Никому нет дела до убийств, изнасилований, грабежей, которые в одном Нью-Йорке совершаются чуть ли не ежеминутно. Подумайте, ну какое им дело до какого-то Ингелоу? А между тем его убивают прямо на сцене перед сотнями свидетелей. Вот вам и нравы, о которых мы так любим поговорить! Почему?