Убийство по-римски
Шрифт:
— Об апсиде я ничего не скажу, — произнес Грант. — Она говорит за себя.
Мейлер и леди Брейсли появились вновь. Она присела на скамью хора и — то ли это был эффект освещения, то ли на нее накатила волна изнеможения, как это бывает у старых людей, — но казалось, она съежилась за своим ненадежным фасадом. Однако это продолжалось мгновенье. Она выпрямила спину и жестом подозвала племянника, который беспокойно топтался на краю группы, отчасти слушая, отчасти чего-то ожидая. Он подсел к ней, они пошептались, он — зевая и ерзая, она, очевидно, в некотором
Группа двинулась вокруг базилики. Ван дер Вегели фотографировали и задавали множество вопросов. Они были утомительно эрудированны по части римских древностей. Вскоре барон с лукавым видом стал спрашивать о подробностях, которые были так живо изображены в романе Гранта. В данную минуту не стоят ли они на том месте, где встретились его герои? Можно ли точно повторить путь, пройденный ими в удивительной кульминационной сцене?
— О-а! — с энтузиазмом воскликнула баронесса, воспроизводя голосом хроматическую гамму. — Это будет фоскитительно. Да?
Грант прореагировал на ее призыв, как на все предшествовавшие слова: со сдержанным отвращением. Он бросил на Софи и Аллейна по острому взгляду, посмотрел на Себастиана Мейлера прямо-таки с ненавистью и путано объяснил, что автор редко воспроизводит детали в точности и преображает действительную обстановку не меньше, чем реальных людей.
— Я не хочу сказать, что у меня все не началось отсюда, с Сан-Томмазо, — обратился он к Софи. — Конечно, отсюда. Но я дал ему другое название и преобразил его по своему усмотрению.
— На что имели полное право, — смело выступила Софи, и Аллейн подумал, что в данный момент этих двоих объединяет общее поле деятельности.
— Да, но, пожалуйста, покажите нам, — настаивала леди Брейсли. — Не будьте таким противным. Покажите. Вы обещали. Вы сами знаете, что обещали.
— Иначе зачем бы мы сюда приехали? — сказал Кеннет Дорн. — Что, не так? Я полагал, что вы и есть главный аттракцион.
Он приблизился к Гранту и стоял в не лишенной элегантности позе, левая рука на одном из пюпитров scola cantorum, правая уперта в бок. Это была не поза хулигана, но в ней содержался вызов и она выявляла, по крайней мере, одну из сторон характера молодого человека. Он поглядел на Гранта расширенными глазами.
— Вы что, закругляетесь? — спросил он. — Или я ошибся? Или это дерзость с моей стороны?
Бешеное ругательство, тут же подавленное, вырвалось у майора Суита.
— Ну уж извините! — крикнул он и отвернулся к фреске, изображавшей немудрых дев.
— О Господи. — Кеннет по-прежнему обращался к Гранту. — Теперь майор рассердился. — А что я такого сказал? — Он снова зевнул и ткнул себе в лицо носовым платком.
Грант смерил его взглядом.
— Ничего относящегося к делу, — проговорил он и отошел.
Мистер Мейлер ринулся спасать положение.
— Озорник! — бросил он Кеннету и затем, оправдывая Гранта перед расстроенными слушателями, сказал им, что писатель отличается невероятной скромностью.
Леди Брейсли живо поддержала эту точку зрения, равно как и Ван дер Вегели.
— Конечно же, если вам действительно интересно увидеть соответствия тому, что описано в книге, я буду счастлив показать их, хотя, мне кажется, если вы читали книгу, они, наверно, не укроются от вашего взора. Например, в правом нефе висит картина, которая нравилась Саймону и, по правде сказать, мне. «Сомнение святого Фомы» кисти Мазолино да Паникале. Обратите внимание на эти розовые тона и «помпейский» красный.
— Сказочно, — допустил беспокойный Кеннет. — Психеделично [19] , а?
19
Галлюциногенно, как после приема наркотиков.
Грант проигнорировал его слова.
— Посмотрите, он ведь само сомнение, — повернулся он к Софи. — Голова набок, губы поджаты, а эти пальцы-щупальца! Как верно, что огромную больницу в Лондоне назвали его именем: он воплощение человека науки, не правда ли?
Себастиан Мейлер хмыкнул не то в знак одобрения, не то удивления.
— Пока мы в этом нефе базилики, — Грант провел их чуть дальше, — вы можете увидеть то, что я позаимствовал целиком.
Он указал им на огороженное место, примерно шесть футов на три. Они окружили его с возгласами узнавания.
Перила ограждали прямоугольное отверстие в полу, похожее на колодец. Тут же было объявление на пяти языках о том, что влезать на перила строго воспрещается.
— Вслушайтесь, — сказал Грант. — Слышите?
Все замерли. В тишине раздавались случайные голоса других посетителей базилики: голос экскурсовода в атриуме, звуки шагов по мрамору и отдаленный ропот римских улиц.
— Вслушайтесь, — повторил Грант, и достаточно скоро из-под ног, поначалу едва различимый, а потом прочно утвердившийся в сознании, дошел звук журчащей воды, голос неумолкающего разговора, сложный и непрестанный.
— Клоака Максима [20] ? — громко спросил майор.
— Впадающий в нее чистый ручей, — ответил Грант. — На глубине более шестидесяти футов. Если вы перегнетесь через перила, вы увидите, что под этим квадратным отверстием есть точно такое же, в полу первоначальной церкви. А тридцатью футами ниже и не видное нам, если только не посветить фонариком, находится третье отверстие, много ниже которого, если опустить фонарик, вы увидите ручей, который теперь слышите. Быть может, вы помните, что Саймон бросил отсюда камешек и что камешек пролетел сквозь века и упал в невидимую воду.
20
Сточный канал в древнем Риме.