Убийство в «Долине царей»
Шрифт:
— Я вот думаю: может, в партию вступить? Ведь правы коммунисты: работающий человек не должен быть ни бедным, ни богатым, он должен быть обеспечен всем необходимым. Если у предпринимателя денег больше, чем он может потратить — на себя, то это уже не предприниматель, а бизнесмен, то есть сволочь, которую надо взять за шкирку и сволочь на помойку к подобным же крысам.
— Вообще, хорошо бы все иностранные заимствования последних лет объявить ругательствами, пока мы поголовно не перешли на блатной жаргон. Нужна конституция русского языка и уголовный кодекс к ней со статьями вплоть до расстрела за злоупотребление.
— Надоела вся эта сиюминутность существования и мое несоответствие действительности. Зарплата ассистента на кафедре такая мизерная, что ее вполне можно было бы выдавать раз в год. Может, нам податься на приработок в грузчики? Я дам бесплатное объявление: «Двое молодых людей желают подработать тяжелым физическим трудом
— Тех, кто переживет постперестройку и не разбогатеет, надо награждать Звездой Героя.
— Какое же ничтожество крикнуло: «Будем выкарабкиваться вместе!» А откуда — потом выясним. Но стоило одному выскочить, началась цепная реакция и паника: спасайся кто может и как может! Великую страну разграбили в пять лет, быстрее, чем Рим и Византию! Тысячелетняя культура, еще как-то поддерживаемая под руки моральным кодексом строителя коммунизма, была смята инстинктом крысы, бегущей с корабля, чтобы вплавь достичь американского образа жизни. До чего же мелкие оказались люди! Едешь в метро, входит женщина с ребенком, редко-редко какая бабка, бывшая заслуженная ткачиха или вроде того, уступит место, а исчезнут бабки — прикажет, например, мэр сжечь помойки, с которых они питаются, — что будет? Ужас!
— Останется ограниченный контингент тварей, живущих стаями на ограниченной забором территории.
— Нет ничего страшнее зверя, думающего об удовлетворении первых потребностей.
— Тут думать не надо, инстинкт сработает.
— Уже все улицы забиты этими двадцатилетними инвалидами международной национальности: без рук, без ног, от головы одна оболочка осталась, и та деформирована в мафиозных разборках. Определенно близок конец нормального мира, на пороге второе средневековье со всеми своими ужасами, только на этот раз сумерки наступают техникой: вместо готов — радио, вместо вандалов — телевизор, вместо гуннов — компьютер. Все это человечеству в ближайшие поколения придется переварить психикой, а накопленный книгами опыт зарыть до лучших времен. Все равно у государства, которого нет, нет денег на содержание библиотек. Лучшие умы, как образцовый дебильный ребенок в интернате, все пытаются сложить из кубиков нечто идеально путное, но голова не работает и руки не слушаются. Левая не знает, что правая чешет за ухом, а тут еще и под себя сходил ненароком: мокро, неуютно, поплакать бы всласть после обеда, но не зовут — дотация кончилась. Прав был Лев Толстой: уходить надо из этого сообщества. Порознь — люди, а как соберутся — кретины или водку пьют.
— Основное неудобство истории, Валера, в том, что все хотят делать ее чужими руками, потому что в одиночку не получается, силенок не хватает.
— А вы верите в какой-нибудь миропорядок? В Бога?
— Я Его уважаю как прародителя. Но молиться или просить о чем-нибудь не буду, потому что Он в нашу жизнь не вмешивается, к сожалению. Меня бы тоже не заинтересовала частная жизнь лабораторных микробов и их государственное устройство. Я, конечно, могу их селекционировать до бесконечности или уничтожить уксусом, но спасать одну конкретную амебу, когда под микроскопом пять миллиардов! — я ее просто за шкирку не вытащу.
— Давайте поставим чай.
— Только не в чайнике, который сохранился от прежнего жильца. И заварку свою несите, моя — из бревен. Я тут пытал грузина, как они умудряются чайные листья отрывать с ветками, но он не сознался.
— Они ветки отрывают с листьями…
…Господи, уже больше недели, как переехал в институтское общежитие горе мыкать, и ни одного вечера в одиночестве, тишине и покое: ни жены, ни детей, полна горница гостей. Дрогистов, конечно, хороший парень и мой ученик, но зачем он все время приходит? Может, боится, что я повешусь от тоски? И в самом деле чувствуешь себя, как в детском саду, куда родители сдавали меня от безвыходности на пятидневку: тоже все дни проводишь у окна. Только раньше стоял, потому что высматривал мать или отца, а теперь кого я высматриваю? Дочь? Ее-то я не отдал на пятидневку, пожалел, вспомнив себя. Кажется, позавчера она заходила. Почему, спрашивает, папа, один рукав рубашки глаженый, а другой мятый? Я промолчал: не объяснять же, что утюг остыл. Если б она видела, как я кипятил эту рубашку в чайнике! А почему, спрашивает, дырка в штанах? Опять промолчал, что с приближением зимы жизнь стала очень скользкая. Холодная осень в конце десятой луны, по китайскому календарю, а грамматически — перфект текущего момента. Хотел поджарить нам яичницу — не нашлось масла. Откопал в шкафу какой-то флакон оливкового масла для ухода за кожей ребенка и поджарил на нем. Когда ел, чувствовал себя в парикмахерской. Дочь была сыта…
Вот. Сижу теперь в роли Каренина и упиваюсь, что я — несчастный случай в собственной биографии, осознаю, так сказать, всю степень своей никчемности, ничтожества и безалаберности. Но у Каренина жена хоть под поезд со стыда бросилась, а
Странно, с тех пор как зарплата упала до печатного пособия по выживанию, я стал есть в три раза больше и где ни попадя, опасаясь, что потом оголодаю, а денег не будет. Кавалерова не любила мебель, Паниковского — девушки, а меня не любят деньги. Я искренне пытался любить купюры разного достоинства, заигрывал с ними и флиртовал напропалую, но ни одна не ответила мне взаимностью и верностью. И тут одни шлюхи!!! Неужели я такой урод? Или был не слишком настойчив, терпелив и снисходителен к деньгам, как в случае с БЖ и некоторыми другими тетками? Говорят, у Пушкина было предчувствие, что женщины его любить не могут. Он тоже жил в долг… Но не могу же я в самом деле каждое мгновение и для одной женщины быть лучше всех! Они, безусловно, дуры, но не на уровне же собаки! Женщина состоит не из движения белковых тел, а из потребностей, которые с годами растут быстрее детей. Но дети женятся и уйдут, а вот куда такая дура со своими дешевыми замашками на старости лет денется — мне не ясно. Тем более запросы женщины общеизвестны: поди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что. И когда голым, закутавшись в какие-то сети, прискакиваешь к ней верхом на зайце, она почему-то счастливая и на все готова. Вот жизнь!..
— Странное название у вашего чая: «Т-Т-ТЕА». Вероятно, его составитель был заика.
— А вы не пробовали бегом заняться вместо водки? Тут как раз парк за углом.
— Пробовал я, не помогает. Теперь все от бандитов с овчарками гуляют: если побежишь, увезут обкусанным и будут колоть два месяца.
— Меня Цементянников завтра вызывает.
— Ничего удивительного, вчера он заходил в институт.
— И что же? Какие-то новые факты всплыли?
— Просто поболтали, тоже чай пили. Говорит, что топчется в тупике. Одному не справиться, а помощников не дают: дело слишком плевое, нет интереса на высшем уровне, потому что нет подозреваемого с большими деньгами, которыми тот хотел бы поделиться. Последнего Цементянников, конечно, не говорил, но тут и без слов ясно. Правда, поступила анонимка на Безбольникова, и у него нашли пистолет при обыске, но не тот. Пистолет отобрали, а Безбольникова оштрафовали для порядка на два минимальных оклада, как за вытрезвитель, и выгнали. Не сажать же. По нынешним меркам за такое правонарушение все дома в городе придется забрать решетками.
— Где же он взял пистолет?
— Будто бы периодически в его больницу бандиты привозят раненых и под автоматом заставляют оперировать, вот он однажды и нашел пистолет в операционной. Цементянников предложил поставить на охрану, но Безбольников сказал, что они уже пробовали наряд ОМОНа, а вышло только хуже: те насиловали медсестер, воровали психотропные средства и упивались спиртом. В преступной группировке дисциплины куда больше, чем в правоохранительных органах: там «шестерки» взяток не берут.
— Кто автор анонимки?
— Кто-нибудь из турагентства или коллеги из больницы. Вообще-то, темная лошадка этот Безбольников, если разобраться. Но Цементянников не хочет или свой расчет имеет.
— О чем вы еще говорили?
— Просто. На отвлеченные темы. Я сказал, что стране необходимо два уголовных кодекса и две системы наказания в колониях. Разве можно сажать в одну камеру и уж тем более класть на соседние нары животное, хладнокровно убившее семью ради горсти золотых побрякушек, и человека, убившего случайно, или из ревности, или при самообороне? Тем более он по гроб жизни будет мучиться и уже сам себя наказал.