Убийство в Месопотамии

Кристи Агата

Присматриваясь к нему, Пуаро сказал:

– В центре внимания – миссис Лейднер. Я хочу побольше узнать о ней.

– Что вы подразумеваете под «узнать о ней»? – медленно спросил Эммотт.

– Во всяком случае, не откуда она родом или как ее звали в детстве. Я не имею в виду форму лица и цвет глаз. Я имею в виду ее личность.

– Вы думаете, это имеет отношение к делу?

– Я абсолютно в этом уверен.

– Может быть, вы правы, – сказал Эммотт, помолчав пару минут.

– Вот тут-то вы и можете мне помочь. Вы можете

рассказать, что она была за женщина.

– Могу ли? Я часто сам об этом задумывался.

– Разве у вас не сложилось определенное мнение?

– Да, думаю, в конечном счете, да.

– Eh bien?

Но мистер Эммотт молчал несколько минут, потом сказал:

– Что думает о ней сестра? Говорят, женщина быстрее разберется в женщине, а у сестры большой опыт.

Пуаро не дал мне возможности говорить, даже если бы я захотела. Он быстро сказал:

– Я хочу знать, что о ней думает мужчина.

Эммотт слегка улыбнулся.

– Я думаю, все они одинаковы. – Он немного помолчал. – Она была немолода, но красива, пожалуй, самая красивая женщина из тех, что я встречал.

– Это не ответ, мистер Эммотт.

– Ну, не так скоро, мистер Пуаро. – Он опять смолк, потом продолжал: – Была такая сказка, которую я читал, когда был маленьким. Северная волшебная сказка о королеве и маленьком Кае. Мне кажется, что миссис Лейднер была на нее очень похожа, все время поднимала Кая на смех.

– Ах да, сказка Ханса Андерсена? И в ней была маленькая девочка. Гердой ее звали, так ведь?

– Может быть, я не очень хорошо помню.

– Неужели вам нечего больше рассказать, мистер Эммотт?

Дейвид Эммотт покачал головой.

– Я даже не знаю, правильно ли оценивал ее. Ее было трудно понять. Сегодня она устраивает черт-те что, а завтра – настоящий ангел. Но я думаю, вы не ошибаетесь, когда говорите, что она была центральной фигурой. Это то, чего она добивалась, – быть в центре всего. И она любила подобраться к людям, я имею в виду, что ей было мало, если вы передавали ей гренки или арахисовое масло, ей надо было еще, чтобы выложили перед ней свою душу.

– А если ей не доставляли такого удовольствия? – спросил Пуаро.

– Тогда она могла превратиться во вздорную женщину!

Я увидела, как он решительно сомкнул губы и стиснул зубы.

– Я полагаю, мистер Эммотт, вы могли бы высказать свое откровенное неофициальное предположение, кто мог убить ее.

– Не знаю, – сказал Эммотт. – Я действительно не имею ни малейшего представления. Я склонен думать, что, будь я на месте Карла, Карла Рейтера я имею в виду, у меня было бы за что убить ее. Она по отношению к нему была настоящей фурией. Ну, конечно, он напрашивался на это, будучи до дьявола чувствительным. Так и напрашивался на головомойку.

– А миссис Лейднер устраивала ему головомойки? – поинтересовался Пуаро.

Эммотт вдруг ухмыльнулся.

– Нет, только так, булавочные уколы. Это был ее метод. Малый, конечно, действовал

на нервы. Прямо какой-то вечно хныкающий боязливый ребенок. Но уколы – тоже болезненная штука.

Я украдкой взглянула на Пуаро и заметила, как он слегка скривил губы.

– Но вы ведь на самом-то деле не верите, что Карл Рейтер убил ее? – спросил он.

– Нет. Я не верю, что можно убить женщину только потому, что она постоянно делает из нас дурака за столом.

Пуаро в задумчивости покачал головой.

Без сомнения, мистер Эммотт представил миссис Лейднер совершенно бесчеловечной. Надо было бы ему сказать о ней и что-то доброе.

Ведь в поведении мистера Рейтера было что-то ужасно раздражающее. Он вскакивал при разговоре с миссис Лейднер и совершал идиотские поступки, например, передавал ей снова и снова мармелад, хотя знал, что она его не ест. Я сама испытывала желание слегка ущипнуть его.

– Мужчины не понимают, что их поведение может настолько раздражать женщину, что так и хочется цапнуть.

Мне кажется, я как-то говорила мистеру Пуаро об этом.

Мы вернулись, и мистер Эммотт предложил Пуаро помыться и пригласил к себе в комнату.

Я поспешила через двор к себе...

Я вышла на двор почти в то же время, что и они, и мы все уже направились в столовую, когда появился отец Лавиньи в дверях своей комнаты и пригласил Пуаро зайти.

Мистер Эммотт не стал заходить, мы с ним вместе вошли в столовую. Мисс Джонсон и миссис Меркадо были уже там, а через несколько минут к нам присоединились мистер Меркадо, мистер Рейтер и Билл Коулман.

Мы только сели, и Меркадо послал арапчонка сказать отцу Лавиньи, что ленч подан, как все мы вздрогнули от слабого сдавленного крика.

Я полагаю, наши нервы были уже не совсем в порядке, потому что мы переполошились, а мисс Джонсон побледнела и сказала:

– Что же это такое?

Миссис Меркадо посмотрела на нее в упор и сказала:

– Моя дорогая, что с вами? Просто шумят снаружи в полях.

Но в этот момент вошли Пуаро и отец Лавиньи.

– Мы думали, кого-то ударили, – сказала мисс Джонсон.

– Тысячи извинений, мадемуазель! – воскликнул Пуаро. – Это моя вина. Отец Лавиньи рассказывал мне о некоторых своих дощечках, я поднес одну к окну, чтобы получше рассмотреть, и, не глядя, куда иду, оступился и закричал. До сих пор чувствуется боль, ma foi [40] .

– А мы думали, еще одно убийство, – сказала миссис Меркадо, смеясь.

– Мэри! – упрекнул муж.

Она вспыхнула и закусила губу.

Мисс Джонсон поспешно перевела разговор на раскопки, на предметы, найденные в это утро, и весь ленч был сугубо археологический.

40

Честное слово (фр.).