Убийство в стиле эссе
Шрифт:
Первая версия и, пожалуй, основная — редакция. Ляхов вновь почувствовал охотничий зуд: кто же из коллег смог и роман написать лихо, и маску незнания носить долго?
Ляхов взял чистый лист, нарисовал синим фломастером квадраты, мелко вписал шариковой ручкой названия отделов.
Первый квадрат — отдел, где работает Шмаков.
Виктор Николаевич откинулся на спинку кресла и, глядя на план расследования, стал мысленно рассуждать.
Пожалуй, Першин знаком со Шмаковым ближе других. Возможно, и в квартиру заходил. Скажем,
Виктор Николаевич шагнул к двери, на ходу остановился у шкафа, вновь отметил красивое сочетание шоколадной шеи и бежевого воротника и пошел в отдел Першина.
Жалюзи в кабинете Першина были открыты, и на полу и на мебели лежали солнечные блики. В воздухе носилась пыль. Попадая в поле компьютеров, пыль кидалась в стремительный коловорот.
Першин вскинул голову, глянул на входившего в кабинет Ляхова, и озабоченность на лице Владимира Иларионовича сменили интерес и радушие.
Першин приподнялся, протягивая руку; Ляхов ответил крепким рукопожатием, наблюдая, как эффектно выглядит его загорелая рука рядом с бледной рукой Першина.
Обернулся к Шмакову. Тот правой рукой рылся в папке, левой стучал по клавишам. Угрюмая физиономия Шмакова источала недовольство: печатать левой рукой было неудобно. Сидел Шмаков сгорбившись, вытянув левую ногу под столом и обхватив правой ножку стула.
Ляхов, улыбаясь, осмотрел обе ноги Шмакова, потом скользнул взглядом по темным волосам Антона, что были старательно зачесаны к щекам, и, протягивая руку, сказал весело:
— Ну, здравствуй, герой.
Шмаков глянул исподлобья, удивленно буркнул: «Привет. Как съездил?» и протянул Виктору Николаевичу руку в протертом рукаве.
— Да-да, как съездил? Впечатления? Масса, конечно, — оживленно говорил Першин, потирая руки от предстоящего удовольствия.
И Ляхов, что и не заходил никогда в этот кабинет, развернул свободный стул, сел вполоборота к обоим и стал рассказывать, как упруга была вчера вода в океане, как щедро заморское солнце.
отречение правителя от сана
война всех против всех
3
Рассказ подходил к проводам и отлету, когда дверь распахнулась и в кабинет впорхнула Нинель Лисокина.
— Мальчики! О, какие люди в Голливуде! — Нинель раскинула руки, словно собиралась обнять Ляхова, и подмигнула ему хитро, и Виктор Николаевич густо рассмеялся: нашла-таки эта пройдоха место его пресс-конференции.
Нинель махнула волосами и, взглянув на Шмакова, спросила у Першина:
— Владимир Иларионович, как вы насчет чайку? Или — кофейку?
— Я не возражал бы, — с улыбкой глядя на Антона, что вновь затюкал по клавишам, отозвался Першин. — А наш гость?
— С удовольствием! Прекрасная страна Америка,
Нинель приподняла брови, что означало: «Чудны дела твои, Господи» (Ляхов обыкновенно чаевничал у редактора и не вел светские беседы в кабинетах коллег), быстро глянула и усмехнулась, словно разгадала замысел Виктора Николаевича: и зачем он здесь, и почему хочет почаевничать с этой парочкой, но, вмиг погасив усмешку, сказала кокетливо: «Как мило», — и крутанулась к двери.
Ляхов улыбнулся подобной «прозорливости» и галантно предложил: «Помочь?»
— Я помогу, — буркнул Шмаков, вытаскивая ногу из-за ножки стула, и Виктор Николаевич вновь улыбнулся: Шмаков скрывается от его расспросов. Сейчас и на задание умчится.
Не обманув ожиданий Виктора Николаевича, беседа перешла к роману.
Столько разговоров. И о романе. И вокруг романа. А все же — кто автор?
Першин стал обстоятельно излагать подробности этой запутанной истории, а Шмаков буркнул:
— Мент, — и, хлебнув из чашки, буркнул вновь: — Или уголовник.
Виктор Николаевич приятно рассмеялся: Шмаков узнал себя в герое, несомненно, вот и злится на автора. При всей своей непутевости, Антон — парень интеллектуальный, в литературе разбирается и, конечно, понимает, что роман написан не работником юстиции: упор в рассказе не на преступление, а на внутренний мир героя, на внутренний мир журналиста, даже писателя, талантливого и невостребованного, — этот мир милиция не знает. Не знают его и уголовники.
Не гася веселости на лице, Ляхов развернулся к Першину:
— А что говорят в «кругах»?
Першин стал обстоятельно рассказывать, в каком замешательстве члены жюри, присудившие роману первую премию.
Господи! — едва не воскликнул Виктор Николаевич, и лицо его стало серьезным. Ну, конечно! Ведь Першин — член жюри. И члены жюри общаются между собой. Кто реже, кто чаще. По телефону, по интернету, возможно, и живьем. И все они — литераторы. Конечно, автор романа — один из членов жюри. О Шмакове он наслышан: мир тесен; внешность Шмакова знает: тот вечный спутник Першина на всевозможных презентациях; а все недостающие детали почерпнул из бесед с Першиным. Возможно, сам себя и номинировал. Ляхов усмехнулся: статья получится — блеск, главное — успеть все выяснить и опубликовать материал прежде, чем объявится автор романа.
Кто же? Ну, список номинаторов — не проблема. Он есть на сайте конкурса.
Виктор Николаевич вновь почуял запах зверя: здесь он, рядом, кружит поблизости.
— Фаины Сергеевны, — уловил Ляхов слова Першина и, занятый своими мыслями, не сразу понял: при чем здесь Бабицкая? Эта дама — и хорошая литература? Номинация Бабицкой?!
— Но этого не может быть!
И Першин закивал согласно:
— Да, вот такой пассаж. И Бабицкая была справедлива, и премия досталась достойному, а автор… — Владимир Иларионович развел руками и вздохнул.