Убийство в Тауэре

Холт Виктория

Приличия подсказали ему ответ, что и он счастлив видеть ее в числе его придворных. Услышав это, Франсис поднесла его руку к губам и поцеловала.

Генрих резко ее выдернул.

– Я вас обидела? – спросила она, и ее прекрасные глаза смотрели в ужасе.

– Нет… нет. Но лучше не надо…

– Не надо что?

– Целовать… целовать мою руку.

– Вы предпочли бы, чтобы я поцеловала вас в щеку или в губы? – страстно вскрикнула Франсис.

Генрих был испуган и изумлен охватившим его возбуждением. Он попытался проанализировать свои чувства.

– Если бы вы не были замужем…

– Но я никогда не знала своего мужа!

– Вы

должны сохранить для него свою девственность.

– Это желание вашего высочества?

Генрих ничего не ответил. Тогда она прижалась к нему и торжествующе воскликнула:

– Значит, нет!

Взяв его за руку, Франсис побежала вместе с ним. Сейчас Генрих совсем не походил на серьезного юного принца, порицающего упадок морали при дворе своего отца.

Франсис отпустила его руку и продолжала бежать. Теперь Генрих преследовал ее. Она позволила ему догнать себя в беседке и ждала, пока он обнимает ее, прислушиваясь к звукам музыки, доносящимся из дворца.

Генрих проявлял нерешительность, Франсис же наоборот.

Франсис Хауард всегда знала, чего хочет, а она хотела принца Уэльского с того самого момента, когда увидела его в день своей свадьбы с Робертом Девере.

* * *

Дженнет узнала об этом, как только Франсис оказалась в своей комнате с ней наедине.

Франсис стояла с блестящими глазами, пока Дженнет снимала с нее платье и украшения.

– Итак, миледи, – лукаво сказала Дженнет, – нам не нужно обращаться к моей приятельнице миссис Тернер за любовным зельем?

И вскоре досужие придворные уже перешептывались между собой о том, что принц ведет себя как нормальный молодой человек.

Он завел себе любовницу – Франсис, графиню Эссекс.

* * *

Франсис расцвела и стала еще красивее, чем прежде. Она получала удовольствие от интриг и тайных встреч. Более того, ее радовало то, что она любима самым важным человеком при дворе.

Генрих тоже переменился – был весел и легкомыслен, хотя у него случались приступы угрызений совести. Но, уверял он себя, почему бы ему не завести любовную интрижку, когда почти все при дворе считали это естественным поведением. Во всяком случае, как только он видел Франсис, все благие намерения быстро сходили на нет, и он предавался удовольствиям.

Генрих хотел, чтобы у него была возможность жениться на Франсис. Тогда он был бы полностью счастлив. Он признался в своей проблеме сэру Уолтеру Рэли, который лишь пожал плечами, сочтя ее не столь уж важной. Никто не будет думать о нем хуже из-за того, что у него любовная интрижка, заверял он принца. И Генрих со временем позабыл о своих сомнениях.

Это были волнующие месяцы. Никогда еще Генрих не был так погружен в удовольствия. При его дворе толпились все самые блистательные придворные, и Яков, наблюдая, изображал досаду, которой не чувствовал. Он был рад видеть своего сына пользующимся такой популярностью, и, если мальчик ведет себя не столь пуритански, нежели прежде, это к лучшему. В парках вокруг дворца Нонсага Генрих ездил верхом и прогуливался пешком с Франсис; они предавались любовным утехам в беседках, колонны и пирамиды с каменными птичками, из клювов которых текли потоки воды, составляли прекрасный фон для их идиллии. В более величественном Сент-Джеймском дворце они тоже были вместе, и Ричмонд, где принц любил держать свой двор, стал еще одной декорацией для любовников.

Те, кто

наблюдал за ними, интересовались, как долго продлится эта романтическая история. Многие молодые дамы строили планы занять место Франсис – они были уверены, что молоденькая подружка скоро наскучит Генриху.

Но Генрих оставался верным Франсис, и она не сомневалась в нем.

Франсис играла ведущую роль в их любовной интриге и не сдавала своих позиций. Часто ей казалось, что Генрих еще слишком молод. «Почему, – спрашивала она себя, – я должна его всему учить? Он принц Уэльский – и все-таки еще совсем ребенок!»

Как все было бы по-иному, если бы ее любовником был мужчина – кто-то более зрелый, кто не стал бы слепо следовать за ней, а старался бы подчинить ее себе. Генрих, конечно, никогда этого не добьется, – Франсис была решительно настроена взять над ним верх, но было бы интересно, если бы он хотя бы сделал попытку.

Дженнет, наблюдая за ними, знала еще прежде самой Франсис, что ее хозяйка устала от принца Уэльского.

* * *

Когда Франсис получила приглашение поужинать со своим двоюродным дедушкой, могущественным графом Нортгемптоном, она не выразила особого удовольствия. Это означало отсутствие при дворе принца, и, хотя Франсис уже не так стремилась к его компании, как прежде, она не желала сидеть за ужином с друзьями старого графа, которые, как ей казалось, должны быть одного возраста с ним, или, по крайней мере, с ее родителями.

Но Франсис сознавала, что не осмелится пренебречь подобным приглашением, поскольку Нортгемптон считался главой семейства, и, если она обидит его, он может настоять, чтобы ее родители снова отослали ее в деревню.

Франсис хмурилась, пока Дженнет одевала ее.

– Миледи мрачна как туча, – заметила Дженнет с ухмылкой.

– Я размышляю, слышал ли сплетни обо мне мой двоюродный дедушка.

– Нет-нет, миледи. Да и милорд Нортгемптон не стал бы возражать против вашей дружбы с принцем Уэльским.

– Странно, зачем он хочет, чтобы я сидела за одним столом с этими ужасными стариками и старухами?

– В подобном окружении вы покажетесь еще милее, если только сотрете это хмурое выражение с вашего прелестного личика.

Франсис оскалила зубки на свое отражение в зеркале.

– Мне улыбаться так? Говорить жеманно и принять самый скромный вид?

– Не сомневаюсь, что миледи найдет подобающие манеры для этой компании.

Франсис в самом скромном платье и почти без украшений сопровождала своего двоюродного деда, а сидя за ужином, жалела, что не выбрала более подходящий наряд, потому что оказалась рядом с мужчиной, которого видела только на расстоянии и никогда прежде не стремилась привлечь его внимание.

Она мгновенно почувствовала особо почтительное отношение к нему графа Нортгемптона, заметила, как все замолкали, когда говорил он, как его самая невинная шутка встречалась громкими аплодисментами и как все за этим столом старались попасться ему на глаза.

Как же он был красив! Франсис стоило большого труда не смотреть на него. Никогда еще не видела она такого профиля! У него были длинные золотистые волосы, слегка загорелая кожа, приятное, но несколько отстраненное выражение лица, и эта отстраненность была для Франсис словно вызовом. При каждом движении его камзол сверкал, поскольку был украшен драгоценностями, а бриллианты и рубины подчеркивали совершенство его точеных белых рук.