Убийство в Тауэре
Шрифт:
Жизнь была при дворе, где люди соперничают за власть и богатство, но Франсис больше не принадлежит к этому миру и не может пробиться в него. Ей предстоит влачить жалкие годы в забвении, на грани мертвой жизни и живой смерти.
Они все еще пребывали в ссылке, когда Рэли вернулся из своего неудачного путешествия и вскоре сложил голову на плахе во дворе Старого дворца. А когда Франсис узнала, что ее отца и мать вызвали в Звездную палату [7] и приговорили к заключению в Тауэре за присвоение чужого имущества, ее это почти не тронуло. Теперь та жизнь казалась
7
Звездная палата – королевский суд, названный так по украшенному звездами потолку зала заседаний.
Когда королева Анна умерла от водянки, никто не удивился. Она была уже на сорок шестом году жизни и долгое время болела. Некий доктор Харви открыл кровообращение и подтвердил свое открытие экспериментами; на небе появилась комета, грозившая большими несчастьями, но даже это не вызывало у Франсис никакого интереса.
Иногда Роберт с тоской вспоминал старые времена. Он размышлял, устроят ли Карлу в конце концов испанский брак или же труды хитрого Гондомара пропали даром. Как было бы здорово находиться в гуще придворных интриг!
В своем воображении Роберт с гордостью представлял королю девушку, которая выросла такой же прекрасной, как и ее мать, но красивую другой красотой.
«Моя дочь, ваше величество».
Он почти видел улыбку Якова, почти слышал его ласковый голос: «Так у тебя есть дочка, Робби. И прехорошенькая!»
Роберт попросил бы королевского покровительства для Анны. Как ему хотелось, чтобы он мог дать ей состояние и титулы! Но нужны ли они ей? У нее есть лошади, и она уже хорошая наездница. У нее есть отец, который составляет ей компанию. Она не просит большего, так зачем это ему?
Роберт и Франсис редко разговаривали и даже избегали смотреть друг другу в глаза. Они оба хотели все забыть, но служили друг другу постоянным напоминанием о прошлом.
Однажды Франсис не сдержалась:
– Милорд Бакингем, я слышала, собирается в Испанию с принцем.
– И что с того?
– Милорд Бакингем – этот выскочка Вильерс. Герцог, ни больше ни меньше!
Роберт пожал плечами. Но он ясно представил себе сцену при дворе: Яков, постаревший, но не менее любвеобильный, а у его ног красивый мужчина, сидящий на табурете, который он сам когда-то занимал.
– Говорят, нет конца почестям, которые этот человек оказывает самому себе.
– Вполне возможно.
– И тебе все равно?
– Меня это не трогает.
– А меня трогает! Я никогда не успокоюсь!
– Это твои проблемы.
Франсис резко повернулась к нему. Его спокойствие бесило ее; сознание того, что Роберт смог выстроить себе жизнь на этих руинах, в то время как она не в состоянии этого сделать, было для нее просто невыносимо.
– Этого могло бы и не случиться. Ты мог бы убедить Якова. Тебе следовало бы быть чуть хитрее – наподобие его нового дружка, милорда Бакингема.
– А вам, мадам, – огрызнулся Роберт, – не следовало бы обагрять руки в крови моего друга!
Франсис повернулась и убежала в свою спальню, где заперлась на ключ и плакала, пока у нее не закончились слезы. Слезы гнева и отчаяния.
– Лучше бы меня отвели в Тайберн! [8] – рыдала она. – Лучше бы
После этого они избегали друг друга. Так было спокойнее.
8
Тайберн – место публичных казней в Лондоне.
В одном из своих любимых дворцов – дворце Теобальда в приходе Чезхант – король лежал на смертном одре.
Яков не питал никаких иллюзий: он знал – это конец. Ему шел пятьдесят девятый год, и он пробыл на троне почти всю свою жизнь – Яковом VI Шотландским почти с младенческого возраста, когда враги его матери заставили ее отречься от короны в его пользу, и Яковом I Английским последние двадцать три года.
– Неплохой промежуток времени, – пробормотал он, – когда человек страдает от лихорадки и подагры, настало время распрощаться с земными удовольствиями. Возможно, я слишком любил вино, но что плохого в том, чтобы любить то, что может предложить жизнь?
У него вошло в привычку размышлять о том, что подумают о нем потомки. Британский Соломон! В какой степени его мудрость служила на благо страны? Запомнят ли его мудрым правителем или же королем, который жил в постоянном страхе перед кинжалом убийцы после заговора Гаури и Порохового заговора? Запомнят ли его королем, который слишком любил своих фаворитов?
Стини не всегда был утешением для него. Он стал самонадеянным и заносчивым, как и все остальные. Стини позаботится о себе. Он уже заручился дружбой Карла, и они ездили в Испанию вместе, когда Карл отправился просить руки инфанты. А теперь Карл был обручен с Генриеттой-Марией, дочерью французского короля Генриха IV и сестрой правящего короля Людовика XIII. Женитьба Карла на католичке может вызвать волнения – ведь, если на троне будет королева-католичка, преследованиям нонконформистов придет конец. Но это уже дела Карла, а не его.
Как странно думать о смерти! Больше никакой охоты, никакого гольфа, никакого смеха над выходками Стини и остальных; больше ему не придется подавать знаки молодому человеку, чтобы тот подставил ему плечо, чтобы опереться.
Жизнь прошла.
Когда Яков думал о прошедших годах, то вспоминал того, кого никогда не мог забыть. Как часто он испытывал желание вернуть его! Но как он мог призвать назад человека, осужденного за убийство?
«Робби – не убийца, – повторял он про себя в ночные часы, когда просыпался от какого-то неясного сна о прошлой жизни, в котором его преследовал образ красивого молодого человека. – Я верну его ко двору. Он получит назад свои имения».
Но при свете дня Яков обычно говорил:
– Я не могу этого сделать. Это ни к чему хорошему не приведет. Разве может Роберт сейчас занять свое прежнее место?
Прошло почти десять лет с тех пор, как Яков последний раз видел Роберта, а для королевской памяти это достаточно долгое время. И все эти годы Роберт фактически оставался узником.
Перед тем как умереть, он должен даровать Роберту полное помилование. Его владения должны быть ему возвращены. А что касается этой женщины – она получит свободу. Он не может помиловать одного Роберта и оставить узницей его жену. Роберт был помилован, и уже составлялись документы, которые сделали бы его снова богатым человеком.