Убийство времен русского ренессанса
Шрифт:
– Не переживай, не оставим, – пообещал Володя. – Если трупы не найдут, доказательств у них негусто, а со своими я разберусь.
Перед расставанием братья выработали способ экстренной связи, обнялись и по одному покинули явочную столовую.
Субботин и Ковалев узнали о бегстве киллера от «наружки» только во второй половине дня, когда там окончательно разуверились быстро его обнаружить и тянуть с докладом было уже чревато. Сначала, чтобы не выносить сор из ведомственной избы, его попытались разыскать собственными силами.
Двое оперативников, которые «вели» Скокова в метро во
– Ты бы, придурок, лучше пьяных ловил или у «беженцев» документы проверял, чем соваться в чужую работу! Премию захотел?! Будет тебе премия! – в бешенстве прокричал ему в лицо старший.
– Я же не знал, что вы… оттуда, – запинаясь от страха за возможные последствия, стал оправдываться тот.
– А тебе и знать ничего не надо, только башкой хоть чуть-чуть шурупить. Где телефон?
Сержант указал на аппарат, стоявший на столе в углу комнатухи. Старший набрал номер и второпях сообщил дежурному о потере «объекта».
– Этот недоумок метровский нам всю работу сорвал, лычку решил заработать. Если имеется возможность, постарайтесь перекрыть известные адреса. Может, удастся его без шума найти, – попросил старший. – Квартиру мы на себя берем. Остается дом брата и тот, на Каменноостровском, куда он вчера ездил.
– У меня все бригады задействованы, – сообщил дежурный. – Постараюсь кого-нибудь перекинуть или из дома вызвать… Если не отыщем, тринадцатой нам не видать.
Через несколько часов стараниями дежурного все места возможного появления Скокова находились под пристальным наблюдением оперативников, но и это не принесло облегчения.
Утром были произведены перестановки. Упустившая Террориста бригада перекочевала к проходной завода, и молодой наблюдатель, невзирая на суточную усталость, с начала смены уже «забивал козла» на привычном для себя месте и нервно вращал головой. Однако, несмотря на титанические усилия, отыскать Скокова не удалось и, как ни пыталось руководство службы обойтись без скандала, пришлось ставить в известность заказчика.
Узнав о конфузе «наружки», Субботин сложил на головы ее сотрудников все пришедшие ему на ум непечатные выражения и связался с начальником управления.
– Теперь, товарищ полковник, выжидать больше нечего, – с уверенностью заявил он после доклада. – Берем постановления на обыск и будем ломиться в открытую, нет смысла конспирацией заниматься. Может, зацепим там что-нибудь интересное, пока не попрятали. А на Каменноостровском проспекте мать Кузякина живет, – объяснил Субботин. – Там тоже до вчерашнего дня бомж распутничал.
– Ну дает орел! Ему бы дать волю, он бы весь город очистил, – не сдержал своего восхищения полковник. – Считаешь, что он, после того как от «наружки» смылся, поехал заказ выполнять?
– Выходит, так, – согласился Субботин. – Накануне он бы не успел. Нам скоро фотографии подвезут. Третий, судя по всему, Кузякин.
После их разговора события начали разворачиваться со стремительной быстротой, и опера отдела вместе с приданным им подкреплением из других служб действовали синхронно и обстоятельно. Пока Володя еще только готовился к «Тайной вечере» для разоблачения
На заводе одна из групп обнаружила у него в шкафчике под грудой ветоши несколько заготовок и нож с механической фиксацией лезвия, именуемый в народе «вы-кидухой». Весь арсенал выгребли, а самого Михалыча в кабинете начальника цеха раскрутили с пол-оборота.
Поторговавшись с ним, сошлись на том, что дело за незаконное изготовление оружия до суда доводить не будут, а отдадут ветерана труда на перевоспитание коллектива. В обмен на такое снисхождение Михалыч письменно показал, что в декабре прошлого года по просьбе Скокова дал ему во временное пользование самодельный ножик, который тот ему не вернул. Однако, понадеявшись на удачу, о пистолете благоразумно умолчал. Михалыча оставили в покое, и он вернулся к отложенной доминошной партии.
Сил у милиции не хватало, поэтому повальные обыски на Турбинке продолжались до глубокой ночи. Субботин и Ковалев безотлучно находились в отделе, где принимали и классифицировали обнаруженные трофеи.
– Мужики, да вы что? – разводя руки, вопрошал обыскивающих Журавлев, у которого в чемодане со строительным инструментом откопали боевой патрон от пистолета Макарова. – Я о нем давно и забыл. Это еще в курсантские годы со стрельбища прихватил, так и валяется, – объяснял он.
Ему поверили, но патрон все же изъяли.
В секретере Кузякина участковый Ел-кин обнаружил дорогую сердцу хозяина гранату и вызвал саперов, которые, посетив квартиру, признали ее учебной. А из книжного шкафа у Анны Сергеевны был вытащен на свет Божий, очищен от пыли и описан в протоколе том «Капитала» со штампом институтской библиотеки – бессмертное творение прежде популярного экономиста Маркса. Та же участь постигла и хрустальную вазу, послужившую урной для бюллетеней во время официального голосования.
Однако самые ценные доказательства добыли в квартирах самого Скокова и его родственника. Толик Филимонов, перебирая школьные принадлежности детей брата, наткнулся в книге «Родная речь» на тетрадный лист, сложенный пополам и используемый в качестве закладки. Развернув его, – он прочел содержание документа, носившего название «Расписка». «Я, Валентин Скоков, – говорилось в нем, – получил в качестве аванса за работу деньги в сумме 1000 (тысяча) долларов США». В конце стояла дата 17 декабря и подпись. Сомнений быть не могло. Бумага была написана Скоковым и имела непосредственное отношение к убийству на Турбинной.
Увидев в руках оперативника этот убийственный для всех клочок бумаги, Володя сделал стремительный выпад и попытался выхватить улику. Но Толик был начеку, и поэтому, нарвавшись на его встречный прямой в челюсть, хозяин квартиры окопался среди деталей конструктора «Лего», детских машинок и кукол дочери. Толик же, как ни в чем не бывало, сунул расписку в карман. Вместе с помощником он закрутил Володе руки за спину и щелкнул наручниками.
– Сволочи, руки отпустите! – закричал Володя, попытавшись вырваться, но за оскорбление тут же получил кулаком в бок и затих.