Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?
Шрифт:
— Антон! Эмиль! Идите ужинать!
Ее призыв был встречен радостными воплями.
— Я не хочу, чтобы они видели твои слезы, Лотта, — сказала она. — Прекрати или уходи.
Лотта ушла в ванную, вымыла лицо. Подумала о кокаине в сумочке и за одну эту мысль испытала отвращение к себе. Потом она вернулась в кухню и без аппетита поела, слушая веселую болтовню детей и наблюдая за Пернилле, которая не отрывала глаз от экрана телевизора.
В восемь тридцать она спустилась в гараж. Там был Вагн Скербек, он в панике обзванивал всех подряд.
Он
— Кому ты звонил?
— Всем, кому доверяю. Просил не болтать лишнего, нам не нужно, чтобы весь Вестербро об этом знал.
Он и Тайс были как братья. Тайс всегда верховодил, но все же эти двое были очень близки. Если кто и способен найти его…
— Я проедусь по округе, — сказал Скербек. — Вспомнил тут пару мест…
— Что он сказал, когда заходил к тебе?
Скербек уже натягивал куртку — черную, как у Тайса, но подешевле.
— Да ничего он не сказал.
— Ну как же, наверняка хоть что-то…
— Ничего! Я сидел дома, смотрел телик, вдруг он позвонил в дверь. Пробормотал что-то насчет того, что во всем виноват он.
— И ты отпустил его?
— А что мне было делать? Стукнуть в лоб? Ты бы сама рискнула?
— Вагн…
— Я же не знал, что она так прищемила ему яйца. Пошел на кухню за пивом, а вернулся — его уже нет.
В гараже было холодно. Лотта в короткой маечке, в которой она ходила в клуб, обхватила себя руками, дрожа всем телом.
— Он знает, что завтра будет погребение урны?
— Да. Наверное. Если Пернилле ему говорила.
Она не знала, что еще придумать.
Вагн Скербек взял ключи от машины:
— Так я поехал. Я найду его. — И буркнул под нос, обращаясь скорее к самому себе, чем к ней: — Мне не впервой.
Поуль Бремер сидел перед лидерами политических групп и настаивал на том, чтобы в ближайшее время было проведено официальное расследование поведения Хартманна.
— Я всегда восхищался Троэльсом, он трудолюбивый и умный политик. Но сейчас все улики против него, а он, похоже, не в состоянии предоставить внятных объяснений. Все это крайне печально… — Бремер посмотрел на каждого из них, задержав взгляд на Хольке дольше, чем на остальных. — У нас нет иного выхода. Мы должны проголосовать за то, чтобы он предстал перед избирательной комиссией. Он обязан объясниться.
— Против Хартманна не выдвинуто обвинений, — заметил Хольк. — Пусть этим вопросом занимается полиция.
— Мы все знаем Троэльса. И все прекрасно к нему относимся…
— Если бы Хартманн публично обвинил учителя, как вы хотели, то весь городской совет сейчас был бы перед судом, — добавил Хольк. — А теперь вы хотите, чтобы мы обвинили его самого.
— Я знаю Троэльса дольше, чем любой из вас. Мне понятны ваши чувства, поверьте. — Улыбка политика вспыхнула на его лице. — Я также понимаю сложность вашего положения, ведь вы практически заключили с ним альянс. — Он обошел стол и, дойдя до Холька, похлопал его по плечу. — Не так ли, Йенс? Но забудем о наших партийных разногласиях, наш долг поддерживать у населения уверенность в безупречности политического
Распахнулись двери, и в помещение ворвался Хартманн:
— Прошу прощения, я не помешал?
— Вас не приглашали, Троэльс.
— Нет, — ядовито усмехнулся Хартманн, — я и не ожидал приглашения. Хотел только уточнить: вы, случайно, не забыли сообщить собравшимся, что полиция теперь ведет расследование здесь, в ратуше? Вы сказали, что подозрение падает на правительственных чиновников? Что к вам также приходили с вопросами?
Бремер пытался удержать позиции:
— Это закрытая встреча. Вы были предметом обсуждения, поэтому вас и не пригласили.
Хартманн оглядел группу людей, сидящих за столом:
— Если у вас есть вопросы, задавайте их. Не слушайте этого старого плута. Спрашивайте меня!
Бремер рассмеялся.
— Ну, если это то, чего хочет народ! Давайте, выскажитесь. Пока у вас есть такая возможность.
— Я знаю, вы обеспокоены тем, что происходит и как это может повлиять на мнение общественности о всех нас. Но ставить перед избирательной комиссией вопрос о дисквалификации моей кандидатуры бессмысленно. Я не имею отношения к расследуемому делу…
— Об этом мы узнаем от полиции, — вставил Бремер.
Его телефон зазвонил. Он отошел, чтобы ответить на звонок, потом направился к факсу в углу кабинета.
— Кто-то покупал услуги Олава Кристенсена и его молчание, — продолжал Хартманн, — за счет средств городского бюджета. Сейчас это предмет полицейского расследования.
Бремер возвращался от факсового аппарата к столу и внимательно читал полученное сообщение. Речь Хартманна была в полном разгаре.
— Мэр не счел нужным упоминать о вышеизложенном, хотя был прекрасно обо всем осведомлен. Он хочет избавиться от меня, чтобы выиграть выборы.
— Ах, Троэльс, — проговорил Бремер. — Вы так громогласно обвиняете других, но когда приходит время отвечать за себя, вы немы как рыба.
— Я не…
— Мы проследили, откуда Олав Кристенсен получал деньги. — Он помахал перед собой только что полученным факсом. — Филлип Брессау нашел основание для платежей, спрятанное среди документов за прошлые годы. Вот копия, и он уже уведомил обо всем полицию. Ну как, довольны вы теперь тем, как я излагаю факты?
Он положил листок на стол, чтобы все могли ознакомиться.
— Это верно, что деньги перечислялись из средств города, — добавил он. — И предположительно, они были оплатой за подготовку отчетов о состоянии окружающей среды. Для городских школ. Деньги за так называемые консультации выплачивались напрямую из бюджета департамента образования.
Хартманн выхватил бумагу из рук читавшего ее Йенса Холька.
— Какой-то вздор! Во-первых, я не знаю всех тех, кому платят из нашего бюджета! Так же как и вы не знаете. Абсурдно обвинять меня в этом. — Хартманн оказался не готов к такому повороту и «поплыл». — Это ошибка. Полиция все выяснит.