Убийство. Кто убил Нанну Бирк-Ларсен?

Хьюсон Дэвид

— То есть вы ничего не помните? — произнесла Лунд. — Вы уверены?

Лотта морщила в напряжении лоб.

— Она была белая, кажется.

Риэ Скоугор прочитала письмо и сказала:

— Быстро все случилось.

— Что там?

Она показала письмо Мортену Веберу. Это было официальное уведомление от секретариата ратуши о том, что к следующему утру помещения предвыборного штаба кандидата Троэльса Хартманна должны быть освобождены.

— Они не имеют права! — затряс зажатым в

руке письмом Вебер. — Они не имеют на это права! Заседание избирательной комиссии состоится только вечером.

— Да брось, Мортен. Он за решеткой по подозрению в убийстве. Чего ты ожидал?

— С ним хотела поговорить адвокат. Мы найдем выход.

Она выглядела измученной, на пределе душевных сил. Волосы не причесаны, лицо без косметики, усталые злые глаза.

— Пока Троэльс молчит, у нас не может быть никакого выхода.

В открытую дверь постучались два криминалиста в белых костюмах, вошли, не дожидаясь приглашения, тут же начали заниматься своими делами. Скоугор, яростно стуча каблуками, ушла в соседнее помещение — кабинет Хартманна. Вебер последовал за ней:

— А ты не могла бы поговорить со своим отцом, Риэ? У него связи.

— Связи?

— Ну да.

— Скажи мне, что было в те выходные? Чем Троэльс занимался целых два дня?

— Я не знаю…

— Знаешь! Когда я позвонила тебе и сказала, что не могу найти Троэльса, ты мне ответил, что он запил.

— Риэ…

— И ты совсем не нервничал, потому что ты знал, где он.

— Это не…

— Тебе он рассказал. А мне не смог…

Ему нечего было возразить на это.

— Что он делал? — снова спросила Скоугор.

Вебер вздохнул и сел, сразу как будто постарев.

— Троэльс мой самый близкий друг.

— А я кто ему — чужая?

— Я обещал ему, что никогда никому не расскажу! — Он посмотрел на нее. — Никому.

— Что же это за великий секрет? Другая женщина? И на нас сейчас свалилось все это только из-за того, что он не мог признаться мне в измене?

— Нет, — Вебер печально покачал головой. — Конечно нет.

— Значит, это из-за его жены? Это как-то с ней связано?

Он не поднимал на нее глаз.

— Отвечай мне. Я знаю, что в тот день была их годовщина. Что он делал?

Вебера трясло, его пробил пот. Ему нужен был укол. Глоток воды.

— Что? — спрашивала его разъяренная Риэ Скоугор. — Что он делал?

Лунд ждала Хартманна в той же комнате для посещений, в которой недавно Тайс Бирк-Ларсен виделся со своей женой. Хартманн появился в синей тюремной робе. Его заставили снять ботинки, и во время всей встречи за ним внимательно наблюдал охранник.

Она сидела положив руки на колени в джинсах. Ей было слишком жарко в шерстяном свитере — белом с узором из черных снежинок.

Он не брился. Выглядел сломленным, тенью решительного и красивого политика из ратуши. Не сразу, но все же он сел на стул

напротив нее.

— Мне очень нужна ваша помощь, — произнесла она, глядя на него блестящими глазами. — В тот вечер, когда вы были в квартире… вы не заметили рядом с домом белый «универсал»?

Хартманн молча смотрел на нее.

— Может быть, во дворе, когда уходили? Или на улице?

Он отвернулся к окну, за которым светило скудное зимнее солнце. Она не знала, слышит он ее или нет.

— Вы не помните, кто-нибудь из ратуши водит такую машину?

— Насколько мне известно, Лунд, меня арестовали за вождение черного седана. Вы пришли поиздеваться надо мной?

— Это важно.

— Если вы ищете белую машину, какого черта я здесь?

— Потому что вы сами этого захотели. Мы нашли коттедж вашей жены. Я знаю, что вы там делали.

Одетый в синее Хартманн напрягся.

— Скатанные полотенца под дверями, простыни на окнах, газеты в решетках вентиляции и газовая плита.

Он сидел немой и угрюмый.

— То ли вам помешали… то ли вы испугались… Я не знаю.

Он опять отвернулся к окну.

— Неужели так постыдно для мужчины признаться в том, что он напился и решил покончить с собой? Или такое признание отпугнуло бы ваших избирателей? Или от вас отвернулась бы Риэ Скоугор? Или пострадала бы ваша самооценка?

Мужчина в тюремной одежде замкнулся в себе.

— Не высока ли цена?

Никакого ответа.

— На самом деле мне все равно, Хартманн. Я прошу вас о помощи. Если у меня получится, то вы сможете выбраться отсюда и продолжить свои игры в ратуше, пока мы будем искать убийцу Нанны Бирк-Ларсен.

— Ничего вы не знаете, — выдавил он.

— Не знаю? Все было в вашем ежедневнике. Когда ваша жена заболела, доктора сказали, что ей нужно пройти курс лечения. Она отказалась, потому что была беременна и знала, что лекарства могли повредить ребенку. И тогда…

Теперь он смотрел на нее, и она подумала, что впервые видит Троэльса Хартманна испуганным.

— Должно быть, вы считаете себя виноватым. И чувство вины не отпускает вас ни на день. Что, если бы вы согласились? Она была бы жива. Может, и ребенок остался бы жив. А если нет, то у вас был бы шанс попробовать еще.

Голубые глаза Хартманна вспыхнули гневом.

— Да, вы считаете себя виноватым, — продолжала Лунд. — И в ту ночь вы поняли, что, как бы ни преуспели в вашем драгоценном пустом мире, заключенном в стенах ратуши, ваша жизнь и ваша любовь никогда не вернутся. И вы сдались. — Лунд кивнула своей логике. — Сильный, бесстрашный, порядочный Троэльс Хартманн проиграл битву своим демонам. И память об этом так вас пугает, что вы предпочли сгнить в тюрьме, чем признаться. Итак… — Она откинулась на спинку стула, улыбаясь ему. Довольная, что наконец-то в этом клубке из никуда не ведущих версий хотя бы одна линия достигла финала.