Убойная реприза
Шрифт:
– Я предлагаю вам услуги секунданта!
Рядом с тореадористым незамедлительно подскочил якобы генерал и объявил:
– В свою очередь предлагаю свои услуги другому участнику поединка!
Зрители, опомнившись, засуетились с фотоаппаратами и мобильниками. Ведущий концерта, вступив на сцену, не знал, что делать, и глупо улыбался.
– Предоставляю нашим секундантам договориться о месте и часе, а также о вашем выборе оружия. Вот мои координаты! – Незнакомец передал визитку якобы генералу (старый лицедей уронил ее на пол и, согнувшись, полез искать!) и, пробравшись
Зрители угомонились с трудом. Д. спел еще одну песню, вылетел за кулисы и чуть не сковырнулся с лестницы – там из кулис небольшая лестница. «Сволочи!», Мразь!» и другие слова летели во все стороны, как ошметки грязи из-под колес автомобиля. Налетел на конферансье, едва появился тот.
– Что ты……здесь! Сидишь!.. А там……!
– Я же тебя объявил, – оправдывался тот. – А потом… я покурить!
– Покурить! Там какие-то……А ты!..
Сунув гитару, как в гроб, в футляр, споткнувшись о стул и отматерив его, артист выскочил за дверь.
Вышел в коридор и я, на стенах висели картины, способные каждому, кто купит краски, внушить надежду, что он художник. Заглянул в ресторан – в пустоте зала сидели мужчина и женщина, изображавшие, что им весело.
Однако пора было и мне подгребать в кулисы, вставать на изготовку и поджидать, когда ведущий концерта выйдет на сцену и объявит…
Жизнь частенько ставит нас к барьеру, не предупредив. Помню, в полку строевой смотр – прохождение с песней, а запевала, Егоренков, в карауле. Ну, я скомандовал: «Запевай!» и – сам запел. Генерал потом сказал: «Старшина ты хороший, а вот запевала у тебя ни к черту!»
Егоренков, славный парень – учителем в сельской школе был, стихи уважал. Как-то сидит в Ленинской комнате с тоненькой книжицей, читает, а старослужащий, обормот Витька Пиняев, выхватил у него.
Егоренков: «Отдай!» – Витька не отдает, дразнит, скверными словами обзывается. Егоренков набычился, покраснел и выпалил ему в лицо: «А ты… ты какашка!» Вся казарма до отбоя хохотала. К третьему году Леня уже бравым сержантом был, очки круглые на носу сияли в любую погоду-непогоду, но матом по-прежнему не ругался.
Прошла неделя… И вот сразу в двух изданиях появилась информация. В бывшем органе ЦК ВЛКСМ цветная фотография: Д. на сцене с вытянутой рукой, жирный заголовок: «Я вызываю вас!» и статейка-заметочка, занятно рассказывающая, как артист бесстрашно вступился за честь женщины и, прямо на концерте, вызвал на дуэль аж самого генерала. В телевизионном еженедельнике фотография была поменьше, текст задорней. «Не на того напали!» называлась заметочка. И сообщала, что в Доме архитектора во время банкета некто вызвал Д. на поединок, получил достойный отпор и был вынужден ретироваться. В добавление указывалось, в каком сериале можно увидеть Д. на этой неделе.
Ну, то, что на фотографии адмирал, а написано – генерал, это ладно, но какая женщина? И почему он вызвал, а не его? И какой, к черту, банкет?! Первое желание, когда читаешь такое – хочется убить! От всей этой путаницы, невнятицы, развязности с претензией на светскость. Хочется взять что-нибудь тяжелое, представляется почему-то сковородка, и дать по башке, пустой, наглой,
Работал я в «Лит. России», так у нас отдел проверки был: две вдумчивые (или три?) тетеньки. Если ставишь цитату – покажи, откуда взял! А сейчас в «Литературной газете» читаю: «В конце застойных восьмидесятых Леонид Осипович Утесов…» Что он мог делать в конце восьмидесятых, если помер в восемьдесят втором? В «Московском комсомольце» большая статья про Александра Иванова и передачу «Вокруг смеха». На концерте долго ждал своего выхода – делать нечего, подсчитал: 28 (двадцать восемь) ошибок! И написано с апломбом. А написать про Иванова есть что… Ельцин однажды его до дома подвозил… два часа ехали с эскортом. Я спросил: «Почему так долго?» Иванов жил у метро «Аэропорт» – ехать десять минут. «Ну, пока все не выпили», – объяснил поэт-пародист.
Журналисты… До сих пор успокоиться не могу – прочитал про себя: «В детстве бегал по крышам и гонял своих любимых сизарей». Сизарей… это все равно что про алмазы сказать: стекляшки! Про Останкинскую башню – столбик! Да у меня такие голуби были – их украсть мечтала вся окрестная шпана! Да у меня в голубятне – у пацана! – две двери были, обитые железом, 7 (семь) замков и сигнализация (см. фото), и вот через столько лет: «своих любимых сизарей». И написано не ради унижения моего, а просто по незнанию.
Ахнул я, увидев газеты с описанием геройства сериального шалуна. Тут же позвонил Икс Игрековичу и с упоением садо-мазохиста сказал:
– Мы получили, к чему стремились.
– Поподробней, пожалуйста.
– Если поподробней, то мы в дерьме, а он – в белом фраке.
Я поведал об увиденном, прочитанном, режиссер выслушал.
– Ну, а нам-то что? – сказал он, жуя. Почему-то некоторые люди получают животное наслаждение, когда жуют в телефонную трубку. – Мы же не закончили и будем продолжать.
– Чего продолжать? Купаться в дерьме, возвеличивая бездарность?
– Мы с вами, Виктор Михайлович, зарабатываем для семьи копейку, – успокаивающе объяснил режиссер, – и не отвечаем за глупость средств массовой информации.
– Да?
– Да. Мы делаем свое дело, они – свое. Может быть, – философски заметил он, – оно даже к лучшему. Концентрация внимания, а потом: он украл чемодан или у него украли чемодан – никто и не вспомнит!
А сериальный красавец – цвел. Позиционируя (ходкое в том сезоне словечко) себя как настоящего мужика. В чиновничьей тусовке анекдотец расскажет, и всё норовит с матерком, дескать: мы-то свои, нам можно! Перед милицейскими чинами изобразит из себя Жеглова с его лозунгом «Вор должен сидеть в тюрьме!». И среди генеральских погон не затеряется – козырнет кому надо, в державника сыграет. А уж среди женщин – только он истинный ценитель женской красоты! Он – подлинный секс-символ, а остальные претенденты на это высокое звание – все сплошь секс-букашки! И так у него певуче получается из заискивания переходить в легкое нахальство, что диву даешься! И среди братков криминальных – он свой.