Убойная реприза
Шрифт:
И покаяться некогда, потому что все время заняты – делаем новые ошибки! Задачка: «Один пешеход вышел из пункта „А“ со скоростью 5 км в час, другой из пункта „Б“ со скоростью 7 км в час. Как быстро встретятся пешеходы, если расстояние между пунктами „А“ и „Б“ 30 километров, а идут они в разные стороны?»
Если послушать наших политиков, то в самое ближайшее время!
По-всякому можно отмечать юбилей. Можно как Иосиф Давыдович в гостинице «Рэдиссон-Славянская». Это надо было видеть! Я видел, пришел туда по делу и – ахнул! Очередь длинней, чем в женский туалет в антракте в концертном зале «Космос»! И вся из знаменитостей – журналисты, артисты, депутаты! – покорно тянулась по коридору на второй этаж, где на лестничной площадке стоял на треноге писанный маслом портрет супружеской четы. Это был юбилей свадьбы. А через несколько
Можно отметить юбилей на выезде в старинном замке, где-нибудь на юге Франции, арендовав его на недельку и вывезя туда гостей (у кого нет своего) самолетом, но… не всяк согласится. Увильнет под благовидным предлогом прокурор, начальник налоговой, да и профессор медицины не примчится сюда (туда). А заглянуть по-соседски, по-свойски «на огонек» в подгородское имение – это, пожалуйста! Это солидно, пристойно, необременительно.
Гости съезжались. Коробков с супругой приветствовали их, стоя у льва, что со свирепой мордой, и не придавая этому значения. Гости поздравляли, преподносили и растворялись в общей шевелящейся массе приглашенных.
Я был там. Имел честь, коей пренебрегал, стараясь зря не светиться. Икс Игрекович же нашел собеседников, которые всегда легко находятся среди не знающих чем себя занять.
В преддверии праздничного ужина, на лужайке, перед домом, были накрыты столы с закусками, играл струнный оркестр.
Погода благоприятствовала, и дамы щеголяли в открытых платьях, поблескивая, посверкивая драгоценностями. Мужчины кучковались, иногда переходя от одной кучки к другой. Общее оживление охватывало присутствующих при появлении значимых фигур: на лицах мужчин появлялись подобострастные улыбки, а женщины ненароком поправляли прически, осторожно тыкая их пальчиками, или одергивали, поглаживали платье, кто-то касался украшений в ушах, на шее…
Начальник городской изображал рубаху-парня, панибратски хлопал по плечу, гыкал, хмыкал. Потрогал стол с закусками – не качается ли? Госдумовский депутат изображал глубокую озабоченность, что, в сочетании с его лоснящимися щеками и каким-то продизенфицированным взглядом, создавало впечатление психического нездоровья. Носитель губернской власти, осанистый, как памятник самому себе, был окружен прихлебателями, как частоколом, куда он – туда и частокол. Жена его – милая тетушка, снисходительно смотрела на окружающее. С ней хотелось поговорить о малиновом варенье, о засолке огурцов. Супруга банкира – молодая деваха-хищница, ни на секунду не забывала, что на ней и сколько стоит. Вот жена прокурора мне понравилась: если муж направлялся не в ту, как представлялось ей, сторону, она незаметно тормозила его, беря под руку. Если приближался кто-то с заметным намерением задать вопрос, делала шаг навстречу, преграждая доступ.
Начальник милиции рот не разевал, а жена тараторила без умолку, даже если оставалась одна. И все-то ей нравилось: люди, и угощения, деревья, и облака…
Присутствовал тут и известный московский богатей с подругой топ-моделью – она вышагивала, как по подиуму, он – как по рынку, ко всему примериваясь взглядом. Депутат областной Думы, сникший от присутствия депутата Думы государственной, околачивался в отдалении, постреливая оттуда колючими взглядами. А популярный молодой шоумен на удивление оказался в одиночестве, черт дернул меня подойти – все-таки когда-то я предрек ему успех, и он, не веря, переспрашивал: «Вы так думаете? Вы правда так думаете?» В этот раз он напрягся, будто я попросил у него денег, а он не знает, как отказать? Был среди гостей и священнослужитель, осенял крестом мелко, наставлял неразумных ласково, кои благоговели перед тайной Всевышней, хоть и знали владыку ранее как отменного бабника и ретивого партработника. Видимо, сожалея о падении нравственности, батюшка въедливо и знатоком оглядывал наряды и фигуры дам. Мелькали среди прочих и актерские физиономии: один седогривый красавец, в расстегнутой по моде на груди рубахе, удивил меня увесистым нательным крестом (как потом узналось – подарок известного мафиози, павшего от рук другого в конце 90-х); второй – верткий, рано понявший, что любить надо не себя в искусстве и не искусство в себе, а власть имущих, и угождать не премудрым критикам, ровным счетом ничего не понимающим
Машины гостей впечатляющей вереницей выстроились за узорчатой оградой. У автомобилей топтались, пережидая чужой праздник, водители, охранники. Как специально, будто кто нам подыгрывал, в небе, стрекоча, низко пролетел военный вертолет. Задрав головы, мужчины пообсуждали модель, причину, и тут… донесся нарастающий дизельный рев, и параллельно веренице дорогих иномарок въехали и встали три танка. Сердце у меня захолонуло, захотелось вмиг все отменить, прекратить! Однако было уже поздно – башни бронированных чудищ дрогнули и повели стволами в сторону застывших в недоумении людей. Пока гости лупоглазились на военную технику, надо сказать, не суперсовременную, на ступенях дома появился человек в камуфляже и в мегафон командно и угрожающе объявил:
– Внимание! Всем оставаться на своих местах!
Гости развернулись к нему и застыли.
Кое-кто из охранников дернулся было к своим боссам, но ворота уже были скованы цепью с амбарным замком. А со стороны розария – слева, и из-под темных елей справа выдвинулись вооруженные люди, тоже в камуфляжных одеждах, и замерли, расставив ноги и держа перед собой автоматы Калашникова.
– Внимание! Всем отключить мобильную связь и не делать попыток покинуть территорию до особого распоряжения. Вашей жизни и вашему имуществу ничего не угрожает!
Ощущение у меня было, что пора сушить сухари. На репетиции все выглядело легко и потешно. Действительность же явилась жутковато. А зрелище продолжалось: подсадной Снегирев, обезличенный темным костюмом и очками, с криком: «Не-ет!» рванулся к елям. Автоматная очередь сразила его так натурально, что ни у кого не осталось сомнений в серьезности происходящего.
– Мы никому не угрожаем, – произнес в мегафон человек, – но требуем исполнять наши просьбы неукоснительно! Повторяю: кто будет замечен в намерении связаться по телефону с кем-либо, того постигнет подобная участь!
Сказать про присутствующих: «Как стадо баранов», – неуважительно, но именно как стадо сбились они. И стояли, молча постигая происходящее. Ни Коробкова, ни его жены нигде не было видно, зато на сцену, коей теперь предстало крыльцо коробковского дома, вышла Людмила. Она тоже была камуфлирована, что, надо отметить, ей очень шло. Портупея делала ее стройной, а крепкие башмаки спецназовца – грозной. Пришлось поковыряться в костюмерной, выслушать капризы, однако результат покрыл нервные издержки.
– Дамы и господа! – сдержанно произнесла она. – Я уполномочена заявить, что власть (я умышленно не уточнил где, если станут потом придираться, скажу: только тут, на лужайке) находится в руках женского Верховного Комитета, которую в данном месте представляю я!
В сторону розария дернулась еще одна фигура – бывший якобы адмирал, но и его настигла автоматная очередь. Этот подлец (не хотел я его брать!) и здесь умудрился потянуть одеяло на себя: упал, встал, хватаясь за грудь и за голову. Я готов был сам подбежать и добить его, потому что присутствующие могли опомниться. Эффект неожиданности мог растаять, как капля водки в стакане воды, и тогда всё насмарку! Этот болван наконец упал и, подергавшись, как бы в конвульсиях, затих, поджидая, небось, аплодисменты. «Забудет про клюквенный сок!» – подумал я. Балбес не забыл – и большая бордовая лужа разлилась слева от его тела.